Владимир Крупин - Море житейское

Идем в новый, трехсвятительский храм. Престол во имя святых Серафима, Иоанна и Климента. Батюшки, сами постоянные строители новых храмов и реставраторы разрушенных, знакомятся со стройкой с полным знанием дела.

Тут так хорошо, что вот было бы так, чтобы время остановилось и дало нам еще и еще отрадного здесь пребывания. Но нет средь нас Иисуса Навина, некому остановить солнце. А оно уже очень высоко.

На прощание отец Нектарий дарит нам свою книгу «Возвращение». Она на русском языке. Ну, как ни грустно, надо ехать.

И опять отдаемся опасному движению, молясь и уповая на мастерство водителей. Сияет солнце, сверкает внизу, отражая его, озеро пресной воды. Путь в Афины, в столицу античности, на материк. Ждем, что скоро опять паром. Мы же на Эвбею прибыли на пароме. Но нет никакого парома. Несемся и несемся. Длинная эстакада, по бокам канаты. Мелькнула внизу вода. Отец Геннадий сообщает

- Вот вам и паром, не будет парома, проспали чудо строительства. Это же один из самых длинных мостов в мире. Тут были такие споры, конкурсы, чей проект взять? По-моему, французы победили.

И снова дорога, и снова молитвы. Ну и, конечно, не можем наговориться о монастыре отца Нектария.

Нас сопровождает Володя. Его благословил отец Нектарий. И это очень спасительно для нас, ибо Володя ездил тут многократно и знает, где лучше проехать, чтобы быстрее доехать.

При въезде в Афины вывеска «Русико пирожки». Так и написано русскими буквами. Чуть дальше - «Галушки». Не хватает белорусской бульбы, и было б полное представительство братьев-славян. Володя указывает еще на одну смешную рекламу: дюжий парубок в расшитой косоворотке с банковской карточкой в руке. Надпись: «Чи можу я отримати за свои гроши? Доллар чи гривна?»

Начались такие пробки, каких не было в Салониках, нет и в Москве. По бокам улицы тесные тротуары, потоки людей. Поджав ноги, на ступеньках магазинов нищие, как детали архитектуры. Среди тысяч машин толпы людей и тысячи мотоциклов, от огромных тяжеловесов с закрытыми колясками до несерьезных мопедов. Машины сигналят, люди чего-то кричат - и друг другу и в мобильники. Женщина в годах, глядя в зеркальце, на ходу наводит красоту, подкрашивается, ее крепко прижали, она хоть бы что, встряхнулась и опять красится, опять видит только себя. Впереди долго мешается, так сказать, под ногами, красный «ягуар», за рулем в «ягуаре» бабушка, а на заднем стекле надпись на английском языке: «Я тоже еду».

Впереди виден Парфенон, Акрополь. Елена вспоминает студенчество:

- Отмывала, - это такой термин, то есть пространственное, объемное изображение, - Парфенон. Строгий такой, интересно. А по русской тематике деревянное зодчество Каргополя.

Дальше - пешеходные места. Еле-еле находим местечко машине. Другое местечко находим на другой улице. Эту местечковость просят крепко запомнить наши водители. Тут мы обязательно растеряемся. То есть не растеряемся, мы люди смелые, но потеряться можем, так что чтоб вернулись к стоянке. Прощаемся с Володей. Завтра он вернется к отцу Нектарию, счастливый.

Бог мне судья, не люблю Афин. Сразу вспоминаются страницы, читанные о них. Афины, замечает Константин Леонтьев, погубила демагогия. То есть проболтали государство. А Спарта, завоевав Афины, ибо была спартанской и зрелищ особо не любила, заразилась болезнями Афин и тоже провалилась в черные дыры истории. Тут издевались над христианами. Тут же ставили прославленную классику античной драмы. И там и там были зрители. А драмы были соответственные: полюбила любовника, а дети мешают любить его, детей убила. Старый стал отец, давай выгоним. Нужен престол, давай царя отравим. Драматург Сенека, кстати, был наставником... Нерона. Очень многому интеллигент античности научил монарха античности. Тот, например, обедал при свете живых факелов. Живые факелы - это заживо сжигаемые привязанные к столбам меж пиршественных столов христиане.

Конечно, были и Сократ, и Платон, и Аристотель. Они могут быть даже названы светскими предтечами христианства, ибо исповедовали единобожие. Может быть, они даже и пророка Исаию читали. Аристотель, кстати, был наставником Александра Македонского. Да ведь и Македонский окончил жизнь безславно. Хотя то, что все Средиземноморье к началу новой эры говорило на греческом, это, конечно, его заслуга.

Новые времена начинались Дионисием Ареопагитом и проповедями апостола Павла, потом и других. Именно Дионисий почувствовал момент Крестного подвига Христа, когда содрогнулся мир во время Распятия. Здесь рушились идолы язычества. То, что в музеях выставлены безносые и безрукие скульптуры, вовсе не говорит о варварстве древних жителей. Ценили прекрасное, но не такое. Эта античная эротика будила не лучшие чувства. Когда Петр заполнил Летний сад антиками, весь Петербург недовольно гудел, и пришлось ставить в саду специальную охрану. Христиане разбивали статуи богов, и правильно делали. Эти «боги» и сами рушились, устрашаясь молитв святых.