Владимир Крупин - Море житейское

* * *

День проходит. Русскоговорящий шофер оказался весьма коварным. Утром просил по двадцать евро с человека, а привез - говорит: платите по тридцать. Но он не виноват: это не сам он такой жадный, это у него хозяин такой.

- Говорите с ним. Я что, я человек маленький, у меня одно - баранка круглая. Расчеты с ним. Он только по-русски не понимает, по-английски говорит.

Но и у нас такие знатоки есть. Димитрий Гаврилович поговорил. Потом, улыбаясь, перевел:

- У него присказка: друг мой, друг мой. Я говорю: если я друг, что ж ты друга грабишь?

Вновь стоим на молитве. Меня и Валерия Михайловича ставят читать часы. Моя торопливость во всем меня подводит. Так волновался и торопился при чтении, что больше не доверяли. Думаю, это неизлечимо. Я уже анализировал свою торопливость при выступлениях. Видимо, от той простой мысли, что что я такого скажу, чего бы кто-то не знал. Скорее протараторить, скорее замолчать. Лучше других слушать. Но молитва не выступление.

Стоять уже легче. Помню, в один из первых приездов стоял на повечерии, и, казалось, так долго стоял, так измучился, сил не было, решил -Бог простит - уйти. Вспомнил это сейчас с улыбкой: «Бог простит», как же, какой смелый, за Бога решил, простит. И потихоньку пошел. В храме как раз гасили свечи, получилось, что я уходил под покровом темноты, украдкой. И вдруг из этой самой темноты раздался голос: «Да вы что? Да вы куда? Сейчас же шестопсалмие!» И вернулся устыженный, и дальше стоял и молился. Господь дал сил. Так и не знаю, чей это вразумляющий голос прозвучал тогда.

Причастился. Как и собратья. Теплоту здесь наливают сами. Может, и нехорошо, но запил раз и не удержался, еще наполнил крохотную чашечку.

* * *

Наступивший так радостно второй день так же радостно и продолжился. Вновь выехали. Главное событие - Ксилургу. Старые знакомые - отец Симон, отец Павлин, отец Евлогий. Костница приведена в порядок. Чисто меж храмами, в храмах тоже выметено. Чудотворная икона «Глюкофилусса» («Сладкое лобзание»). И вот, такое ощущение, что будто бы и не уезжал, но, с другой стороны, возрождение скита идет без моего участия.

Ксилургу, повторю, первый русский монастырь на Афоне. Впервые упоминается в акте 1030 года, то есть скоро великая дата - тысячелетие пребывания русских монахов на Афоне. Позднее в описи имущества монастыря перечисляются сорок девять русских книг («Библиа русика»), также названы «русская золотая епитрахиль... русский плат (энхирий)... русский сосуд. русская шапка.» В акте 1169 года Ксилургу прямо называется «обителью русских». Этот акт очень важно упомянуть оттого, что именно этим актом «русской монашеской общине Ксилургу по просьбе ее настоятеля Лаврентия был передан на все последующие времена пришедший в упадок м-рь Солунянина, возникший в конце десятого века и освященный во имя вмч. Пантелеимона», и получивший наименование «обитель руссов», то есть нынешний русский монастырь на берегу моря. Выписки я сделал из четвертого тома Православной энциклопедии, из раздела «Русские иноки на Афоне в XI-XII веках».

Также есть основательный труд приснопамятного архимандрита Иннокентия (Просвирнина), могила которого в Новоспасском монастыре, труд «Афон и Русская Церковь». В нем не извлечения из документов, а документы целиком. Читать их целебно и для ума и для души. Вот, например, описывается несчастное состояние обители Фессалоникийской (то есть нынешнего Пантелеимонова монастыря), далее цитата: «распадение ее стен и жилищ. Да и то, что еще в ней кажется стоящим, предвещает совершенное падение и исчезновение. Поелику же в таком положении мы нашли ее, хорошо и Богоугодно присудили отдать ее сказанному честнейшему монаху господину Лаврентию, кафигумену обители Руссов, и его монахам с тем, чтобы она возстановлена была ими, обстроена наподобие крепости, возблестела и украсилась, и населилась немалым числом людей, работающим Богу и молящихся о державней-шем Святом царе нашем, скажу просто, - чтобы стала опять, как была сначала, и - лучше того». А о покушающихся на собственность русских сказано, что «жребий их да будет с предателем Иудой и с вопиявшими: возьми, возьми, распни Сына Божия!» Крепко сказано. Русские монахи и в самом деле подняли монастырь из руин, свершили его твердыней духа и он, как сказано, «возблестел и украсился» И об обители Ксилургу в том же акте заявлено Лаврентию: «Будь же и ее господином и владыкой, монах Лаврентий, и поступай с нею, как захочешь, никем не тревожимый и безпокоимый. Тот же, кто, сомневаясь в чем-нибудь, захотел бы причинить безпокойство или убыток, или хищение, да будет повинен выше-писанным клятвам и отлучен от Святыя и Единосущныя Троицы». Акт скреплен подписями настоятелей всех афонских монастырей. То есть с XII века оба монастыря навеки закреплены за посланцами Святой Русской Православной Церкви. Плюс к этому обитель «нагорный Руссик». А Устав Святой горы не знает «земной давности».