Яков Капустин - Веревочка. Лагерные хроники

А я не знал, что ему сказать…

…Прости их, Господи!

Николай Иванович Бережной был всегда доволен своей жизнью. Родители воспитали его честным, скромным и трудолюбивым. Ему повезло родиться в самой справедливой стране, где власть заботилась о его здоровье и благополучии.

К своей ежемесячной зарплате в 140 рублей и квартальной премии 120 он ежегодно получал от профсоюза путёвку в Крым, что давало ему возможность почти целый месяц чувствовать себя исключительно и заслуженно счастливым.

Остальные одиннадцать месяцев он трудился на небольшой мебельной фабрике столяром, выполняя особые задания директора, и считался ценным и уважаемым членом коллектива. Николай Иванович был доволен своим положением, потому что у других рабочих и зарплата была меньше и путёвки они получали только в местный Дом отдыха.

Его жена работала на швейной фабрике, а дочка Вера училась в седьмом классе и недавно стала комсомолкой. В общем, жила их семья вполне прилично и достойно.

Неприятности пришли в их жизнь, когда из столицы в их подмосковный городок выслали около сотни тунеядцев и девиц лёгкого поведения, чтобы они не позорили Москву и не вступали с иностранцами в порочные и преступные связи.

В городке сразу появились большие деньги и модная одежда. Зазвучала неизвестная прежде музыка. Вся местная молодёжь стала требовать от родителей модных вещей и денег на развлечения.

Слава Богу, их дочь Вера этим не увлекалась, потому что много училась и выполняла разные общественные нагрузки.

Однако через некоторое время родители заметили, что у неё стали появляться новые вещи и всякие побрякушки, которые, как она говорила, давали подруги поносить. И только, когда вещей стало совсем много, жена стала Веру расспрашивать, стараясь при этом не обидеть всякими ненужными подозрениями.

Но дочка назавтра унесла вещи их владельцам, и всё встало на свои места. Жизнь семьи снова пошла своим чередом.

Однажды в его мастерской, куда многие рабочие любили зайти перекурить, газосварщик Эдик Буйков стал рассказывать своему приятелю Славке Осокину о том, что одна дама, прибывшая из Москвы, организовала у себя дома притон.

Там она собрала несколько школьниц, которых обучила за деньги ублажать мужиков своим ртом, оставаясь при этом девственницами. Это особо подчёркивалось и нравилось клиентам.

Приезжали из самой Москвы, чтобы получить такое экзотическое удовольствие.

Нравилось гостям ещё и то, что все девочки выполняли свои обязанности в накрахмаленной школьной форме с шёлковым красным пионерским галстуком, концы которого клиенты любили держать в руках во время процесса. Это считалось особой фишкой.

Эдик уговаривал своего приятеля пойти вместе с ним к этим «сосушкам», как в городе стали девочек называть.

Николай Иванович, подслушав нечаянно этот разговор, не спал всю ночь, боясь поделиться с женой своими подозрениями. Становилось понятным, откуда дорогая одежда, всякие недешёвые висюльки, и шоколадные конфеты, которых родители никогда не покупали. По всему так получалось, что его родная дочь навсегда опозорила их честную, трудовую семью.

А кроме доброго имени, у них ничего ценного больше не было.

Как дальше жить Николай Иванович не представлял, и всё больше приходил к мысли, что жизнь его закончилась, потому что, при таком позоре, он жить не сможет.

Он стал бояться смотреть людям в глаза и вступать в разговоры.

Втайне, он ещё надеялся, что всё окажется напрасными подозрениями, хотя, присмотревшись к дочери, уловил в её поведении и манерах те малозаметные черты и телодвижения, которые отличают взрослую женщину от ребёнка.

Однажды он проснулся среди ночи оттого, что во сне услышал гоголевскую фразу «Я тебя породил, я тебя и убью».

Больше эта фраза его никогда не отпускала, преследуя, как наваждение. Он понял, что это знак сверху. Осталось только убедиться в правоте своих страшных подозрений. И Николай Иванович, ничего не говоря жене, стал следить за дочерью. Всё оказалось, к несчастью, правдой. Никто, особо, ничего и не скрывал.

Николай Иванович поехал в деревню к матери и забрал старую двустволку, которая, после смерти отца, лежала в погребе.

Он подкараулил дочь, когда та с подружкой выходила из дома, где творилось всё это бесстыдство.

Направив ей в грудь ружьё, Николай Иванович тихо сказал: