Яков Капустин - Веревочка. Лагерные хроники

Но он подумал об этом, уже погружаясь в глубокий беспокойный сон. Не дожидаясь, когда муж проснётся и, радуясь, что всё обошлось, Ольга быстро оделась и побежала на работу.

…А в это время Верочка, немного придя в себя, обнаружила отсутствие обручального кольца, и побежала к парикмахерской, где работала Ольга, жена Бориса.

Увидев через окно Ольгу на рабочем месте, она почти совсем успокоилась и, поймав такси, поехала за кольцом. Открыв своим ключом дверь, она услышала сопение и храп из спальни и увидела там пьяного Сизова, чему очень удивилась.

Она пыталась его разбудить, но ничего из этого не вышло. Она забрала в ванной кольцо, и поехала домой, теряясь в догадках.

…Проснувшись часам к семи, Сизов долго не мог сообразить, что с ним происходит.

В памяти крутились лица жены и Верочки, с которыми он, похоже, одновременно был в постели, чего не могло быть в принципе, и это ещё больше распаляло в нём уныние и страхи.

Допив остаток водки, Борис Васильевич стал немного соображать, почувствовал в комнате запахи женских духов и, снова ощутив желание, решил принять холодный душ, чтобы усмирить неуместное возбуждение и окончательно прийти в себя.

…А в это время его тёща, Зинаида Ивановна, вернувшаяся из Саратова после ссоры с сестрой, открыла входную дверь и, включив свет, увидела перед собой голого возбуждённого мужчину.

Будучи совсем ещё нестарой женщиной, она не могла оторвать взгляда от давно забытого зрелища, а когда нашла в себе силы поднять глаза, то обнаружила, что это нелюбимый ею зять, отчего она испытала прилив стыда и необъяснимого страха. Чтобы как-то реабилитировать себя в своих глазах и в глазах этого негодяя, Зинаида Ивановна бросилась к раскрытому на кухне окну и стала звать на помощь, выкрикивая самые неуместные и дикие слова.

Пытаясь как-то прекратить это нелепое недоразумение, Борис Васильевич схватил тёщу и отбросил от окна.

Но, видимо, это был совсем уже несчастливый для него день, потому что тёща ударилась головой об угол стола и свалилась без признаков жизни.

Всё остальное смешалось в голове Сизова настолько, что в себя он стал приходить только в тюремной психбольнице, где и пробыл три года после следствия и суда.

Узнав о его приключениях, зэки дали ему кличку Казанова, что абсолютно не шло к его мягкому, доброму и интеллигентному лицу.

Но клички, как и имена, люди сами себе не выбирают.

О хирурге лагерной больницы Управления КЛ 400 Борисе Ласкере ходили легенды.

За те шесть лет, что он проработал после института в больнице, он проделал столько всевозможных операций, что ни одному из его коллег на свободе такое не могло и присниться. Он брался за любой случай, потому что никаких других вариантов у его пациентов всё равно не было.

А привозили ему больных и раненых со всей железнодорожной ветки Управления, где и располагались лесные зоны.

И если привозили безнадёжного с ранением в сердце или в голову, с поражением мозга, то Борис Аркадьевич всё равно брался за это дело, потому что о кардиохирургах и нейрохирургах можно было только мечтать, а в Сыктывкар зэка никто везти не будет, потому что и не каждого вольного повезут.

Если врач в городской больнице ещё боялся какой-то ответственности (так учили в институте), то кто бы это перепроверял записи в истории болезни какого-то там жулика или бандита.

Но многие операции удавались, а потому и славился Борис Аркадьевич на всю округу. А те, кому не повезло, ничего плохого сказать о докторе Ласкере уже не могли.

В свои двадцать семь лет Борис Аркадьевич был вполне счастливым человеком. Он пользовался уважением среди коллег, почтением у населения и успехом у женщин.

Зэки же его боготворили, ибо судьба любого зэка зависела только от случая, начальства и Бориса Аркадьевича, если не дай Бог что…

Тот злополучный субботний день ничем не отличался от других, и Борис Аркадьевич уже засобирался домой, когда неожиданно зазвонил телефон и бодрый мужской голос сказал, что сейчас с ним будут говорить.

Звонил заместитель начальника Управления по режиму полковник Оскома. Он попросил Бориса Аркадьевича дождаться его на работе для важного разговора.

Николай Павлович Оскома был редкой сволочью, и встреча с ним ничего хорошего не сулила. Он сломал не одну тысячу жизней, и боялся его весь город, который так или иначе зависел от работы Управления, самого большого в городе предприятия.