Яков Капустин - Веревочка. Лагерные хроники

Расхитители, и политические, то есть интеллигенция – это отдельная категория правонарушителей, которые в лагере ведут себя прилично, как, впрочем, и на свободе.

К ним, в отличие от люмпенизированного сообщества, блатная культура не прилипает совсем. Наверное, причина в воспитании.

В основном, корыстные преступления совершаются спонтанно и носят любительский характер.

Бескорыстные же правонарушения – хулиганство, убийства, аварии – совершаются, как правило, в пьяном виде, что и приводит в лагерь людей без преступных наклонностей.

Я уже не раз подчёркивал, что блатные песни и жаргонные словечки за мой долгий срок на усиленном и строгом режиме встречались не чаще, чем на свободе, а такие слова, как разборка и малява я впервые услышал в фильмах начала девяностых.

Хотя и самому пришлось перевозить такую «маляву» из одной зоны в другую.

Это был учебник «Высшая математика», где на титульной странице было написано два слова «Всё правильно».

Написал эти слова своим друзьям на Вожскую в Коми АССР очень уважаемый парень по кличке Тимоха, с которым мы сидели вместе в БУРе (барак усиленного режима).

Книгу я должен был передать любому из двух уважаемых парней на Вожской – Паше Королю по кличке Дурак или Юре Солнышко.

Этими двумя словами давалась на меня исчерпывающая характеристика.

Через 20 лет из кино я узнал, что это была «малява».

Мне, правда, встретился однажды парень по фамилии Зиньков, который вёл тетрадь, куда записывал блатные слова, песни и смысловые татуировки, расспрашивая всех и каждого об их знании преступного мира.

Но смотрели на него урки, как на тюльпана или бантика, то есть пустое место, чем он, впрочем, и был. Потому что у людей серьёзных нет ни времени, ни желания заниматься такими глупостями.

Досидев на Вожской оставшиеся 3 месяца в ПКТ (помещение камерного типа, прежнее и используемое название – БУР) после приключений на Лесной, я вышел на зону, где меня уже ждали Паша Дурак и Солнышко со своими семьями.

Обе семьи были играющими, уважаемыми и при больших деньгах.

С нарядчиком ребята утрясли вопрос, чтобы меня определили в строительную бригаду в жилой зоне, которая числилась за первым отрядом, объединявшим хозяйственные службы.

После ужина с выпивкой и хорошей едой меня повели к Иосифу, коменданту первого отряда для обустройства.

Иосиф, сорокалетний красавец-еврей, был воплощением респектабельности и лоска.

Ни своей внешностью, ни одеждой он не походил на виданных мною в предыдущие лагерные годы зеков.

Чёрный блестящий милюстиновый костюм сидел на нём, как праздничный фрак на английском дворецком.

На ногах были кожаные мягкие туфли, пошитые местным сапожником. Под костюмом эффектно смотрелась коричневая водолазка. Даже нагрудная бирка, на которой было каллиграфическим почерком выведено «Фридман Иосиф Борисович», смотрелась, как значок лауреата государственной премии. Вдобавок ко всему он был гладко выбрит и благоухал хорошим одеколоном. Было понятно, что проблем с начальством у него нет.

Увидев двух хороших парней, которых, по всей видимости, ему видеть хотелось меньше всего, Иосиф несколько напрягся, но удержал лицо и поинтересовался, чем может быть полезен.

Паша Король по кличке Дурак, видимо, не очень впечатлялся внешним видом коменданта отряда обслуги, поэтому коротко произнёс:

– Марк будет у тебя в строительной бригаде. Обустрой по-человечески. Он мой товарищ. Ты понял? Приду, проверю.

Последней фразы Паша мог не говорить, потому что Иосиф нежно взял меня под локоток и повёл в свою каптёрку, которая выглядела так же уютно и респектабельно, как и её владелец.

На столике появились фарфоровые чашки, о существовании которых я уже забыл, шоколадные конфеты, сыр, горячий цейлонский чай и бутылка грузинского коньяка.

Мы с ребятами выпили по пару глотков, Иосиф пил только чай и развлекал нас интеллигентскими рассказами, периодически рассыпаясь любезностями в адрес моих друзей.

Сам барак внутри выглядел идеально. Ничего подобного мне встречать не приходилось, поэтому Иосиф вызывал мой живой интерес.

Переместив какого-то повара наверх, Иосиф предоставил мне койку внизу в углу и снабдил новым бельём и разными необходимыми принадлежностями, коих я не мог иметь по определению, выйдя из БУРа.

Видя перед собой еврейского парня, студенческого вида, который после БУРа явился к нему в сопровождении людей, которые ему, наверное, снились в кошмарах, Иосиф сам хотел разобраться – кто же попал к нему в отряд, и чем ему это может грозить.