Бенедикт Велльс - Конец одиночества

За окном проплывали голые зимние пейзажи, исчезли последние проблески света. И вот в этой мрачной атмосфере вдруг заговорила моя сестра, она фантазировала о нашем новом доме.

– Спорим, там есть школьная форма, – говорила она. – Блузки и юбки у девочек и костюм с галстуком у мальчиков.

– Не люблю костюмы, – сказал Марти. – И галстуки тоже.

– А столовая, наверное, в огромном зале, – продолжала Лиз. – Наверняка у них есть и бассейн. А для спорта – площадки, где можно играть в теннис и даже в крикет.

– Не люблю крикет, – сказал Марти, который все последние недели, о чем бы ни шла речь, начинал каждую фразу со слов «не люблю». – И вообще, чего это ты о крикете вспомнила? – спросил он. – В крикет же играют только в Англии да в Индии.

Но Лиз, не слушая его, уже описывала роскошные спальни и хорошо оборудованную интернатскую кухню. Тогда я этому удивился, сейчас же, спустя десятилетия, понимал, что это было просто со страха. На салфетке она в последний раз написала свое имя: «Лиз, Лиз, Лиз».

Появились первые указатели, показывающие дорогу к интернату. Я представил себе, как меня в первые дни примут другие ученики, и у меня свело желудок.

– Это же будет превосходно! – снова сказала моя сестра. – А ты как думаешь?

– Нет! – произнес Марти и, протерев очки, озабоченно переглянулся со мной.

Тетушка, выбравшая этот интернат, тоже старалась нас ободрить:

– В детстве мне всегда хотелось жить в интернате. Но меня туда так и не отдали. Я уверена, что там будет здорово.

– Вот именно – здорово, – глупо сказала Лиз. – Мы уже почти приехали. Поскорей бы уж!

Когда мы наконец прибыли и в темноте показались жалкие, облезлые здания интерната, где только в нескольких окнах горел свет, примолкла и она.

Из машины я видел, как тетушка разговаривает с директрисой интерната, как брат и сестра выгружают из багажника вещи и с растерянным видом стоят на парковке. Я тоже вышел и, взяв свой чемодан, пошел было к ним, но директриса сказала, что пятиклассники и шестиклассники, к которым отношусь и я, живут в другом корпусе. Не успев даже сообразить, что отныне буду разлучен с братом и сестрой, я смотрел вслед Марти и Лиз. Подхватив свои пожитки и коротко попрощавшись, они уже скрылись в здании побольше. Остановившись на пороге, сестра еще кинула на меня прощальный взгляд – взгляд, в котором уже намечалось все то, что произошло впоследствии. Она еще как-то выдавила из себя улыбку, по-детски смущенную, и исчезла, была – и нет. И потребовались годы, прежде чем она возвратилась.

Поздней осенью 2005 года после концерта в Баварии я наведался в гости к брату. Вместе с Эленой и ее племянниками мы пошли на праздничное гулянье. Солнце заливало карусели и закусочные ларьки своим золотым светом, со всех сторон гремела музыка и стоял многоголосый гомон, нас овевал аромат жареного миндаля. Марти рассказывал мне про то, что скоро люди будут читать книжки только в электронном виде.

– Ерунда какая-то, – сказал я. – Это же значит опустошить реальный мир. Книги, пластинки и фильмы выбрасываются и в оцифрованном виде, как в заточение, отправляются в виртуальный мир, в который никогда не ступит нога человека. Будущие дети будут сидеть в пустых белых комнатах.

– «White wall children» [24] «Дети белостенных комнат» (англ.). , – вставил мой брат, – неплохое название для музыкальной группы.

Я нахмурился:

– Раньше нужно было ждать, пока проявится пленка. Но ведь дело не только в любимых фотографиях, а еще и в той радости, которую давало ожидание.

– Что поделать, дедуля, – чуть-чуть улыбнувшись, сказал Марти. – Часы обратно не повернешь.

Я отмахнулся. Но что-то от этого разговора застряло в памяти и впоследствии еще долго тревожило меня, как незамеченный сразу порезанный палец. «Часы обратно не повернешь» – мне надолго запомнились эти слова.

– Все в порядке? – подтолкнул меня в бок Марти. – У тебя какой-то подавленный вид.

– Все хорошо.

– Не знаю, – сказал Марти. – Тебе скоро стукнет тридцать три, время идет, а ты, боюсь, об этом забываешь. Недавно ты говорил мне, что ненавидишь свою профессию.

– Я сказал, что вряд ли буду вечно работать по этой специальности. Ну и что? Все о’кей. Перестань, пожалуйста, вечно переживать!

Кажется, при этих словах я сильно повысил голос.

– К черту, Жюль! Я же не собираюсь с тобой ссориться. Просто я не хочу, чтобы ты в один прекрасный день очнулся – и, глядь, тебе уже сорок, и все шансы упущены. Ты все мечтаешь и выдумываешь себе несуществующую жизнь. – Марти схватил меня за плечо: – Пора забыть прошлое. Ты знаешь, сколько на свете людей, которым пришлось хуже, чем нам? Ты не виноват в том, какое у тебя было детство, и не виноват в смерти родителей. Но ты виноват в том, что из тебя делают обстоятельства. Только ты сам в ответе за себя и за свою жизнь. И если ты будешь делать только то, что делал до сих пор, то и получишь только то, что получал все это время.