Сама Табита все эти месяцы носит в душе тяжкую обиду. Раны, нанесенные словами «сноб» и «двуличная», никак не заживают. И больнее всего то, что ей нечем защититься от этой грубой несправедливости. Бессмысленно объяснять такой девке, как Мэдж, или такому недалекому юнцу, как Доби, или таким холостякам, как Уолли и Роджер, что значит ответственность за ребенка.
В собственном поведении она никакой непоследовательности не усматривает. «Бэнксайд» - это одно, а то, что на благо Джонни, - совсем другое.
Обида и разочарование в людях пробуждают дремлющий в ней деспотизм. Она дает понять, что в новую детскую гости не допускаются. Снимает со стены один из лучших рисунков Доби, подаренных им Джону, - «Иезавель среди псов». И с горечью думает: «Пусть говорят, мне все равно».
Знакомым кажется, что Табита за последнее время постарела. На самом деле постарело выражение ее лица. Она уже не выглядит как наивная девочка; теперь это, что называется, взрослый человек, всем своим видом она говорит: «Меня не понимают. И нечего ждать от людей понимания. Надо просто поступать, как считаешь лучше».
И когда Джон (в ту осень ему исполнилось шесть лет, он уже носит штанишки с карманами, прелестный, общительный мальчик), - когда Джон ни с того ни с сего начинает беспардонно врать, она, посовещавшись со священником, велит няне водить его в церковь. А вспомнив, что у Гарри сын одних с ним лет и что при таком хорошем отце это наверняка хороший мальчик, она пишет Гарри. Пишет, как ей жаль, что они не видаются, справляется об Эдит и детях и добавляет: «Мой Джонни очень развитой, но большой озорник. Ему полезно было бы общество сверстников».
За все эти годы Табита ни разу не отважилась побывать в Кедрах и на свои письма получала самые короткие и сухие ответы. Ясно как день, что по ней там не скучают. И теперь, не получив ответа на свое письмо, она не удивлена, только немного расстроилась.
И сейчас же стала строить новые планы. Наверно, вся загвоздка в Эдит, соображает она и вспоминает, что у Эдит был любимый магазин на Оксфорд-стрит. Она наводит справки и узнает - да, миссис Баскет по-прежнему их постоянная покупательница. Через несколько дней она как бы случайно сталкивается с ней лицом к лицу среди штабелей дешевых шляп и кричащих отделок.
Они смотрят друг на друга, словно говоря: «Кто это? Я, кажется, где-то ее видела». А потом узнают друг друга и здороваются.
Эдит выглядит на пятьдесят лет. Лицо у нее худое и желтое, черные глаза выпучены, нос кажется огромным. Зато фигура толстая и нескладная, и яркое платье в оборках еще больше ее толстит.
Табита решает, глядя на это платье: «Дешевка. На распродаже купила». И удивляется - ей помнилось, что Эдит всегда была хорошо одета.
- Как Гарри? - спрашивает она. Это имя, произнесенное вслух, волнует ее, воскрешая в памяти не только Гарри, но и прежнюю Эдит, и все связанное с мирной, беззаботной жизнью в родном доме.
- Ты его спроси, мне он не рассказывает. - Голос Эдит звучит холодно, глаза оглядывают Табиту с шляпы до туфель.
- Пациентов много?
- Видимо, хватает. Он совсем не бывает дома, не помнит даже дни рождения детей. А ты по-прежнему с этим Сторджем?
- Я? Да.
- Про него нам известно. У Гарри есть пациент, у которого знакомый сотрудничает в его журнале.
На это Табита ничего не отвечает.
Эдит бросает на нее злобный взгляд. - В общем-то, мне тебя жаль. Но нет смысла говорить, что такие вещи до добра не доводят, тебя уж не переделаешь. Всем нам уже поздно меняться.
- Да, наверно. - Табите смешно, но осуждение, написанное на лице Эдит, немного ее смущает.
- Мы совсем не видаемся, - произносит она мягко. - Вы с Гарри по-прежнему ездите отдыхать в Сэнком? - И, заметив, как потемнело лицо Эдит, добавляет: - Впрочем, это, наверно, было бы неудобно.
- Мне-то что, вот Гарри не знаю как посмотрит. - Сказано это с горечью, словно в том, что репутация Табиты ей безразлична, тоже повинен Гарри, словно он не только истощил ее терпение, но и расшатал ее нравственные устои. Она резко меняет тему. - Эта шляпка на тебе - последняя парижская модель?
- Она у меня недавно.
- Фасон какой-то дурацкий. И при том, что эти французы себе позволяют...
Обменявшись неожиданно пристальным взглядом, как сквозь стекло, женщины так же неожиданно прощаются за руку и расстаются.
«Она меня ненавидит, - думает Табита. - Стала совсем уж тупая, и подлая, и злопамятная. Она меня убить готова».
Она не остереглась, и удар пришелся в сердце. Стиснув зубы, спешит она по людным улицам с одной мыслью: «Все они меня ненавидят, все эти Гарри и Эдит. Все бы рады были, если б я оказалась на панели».
Читать дальше