На первом этаже – обширный вестибюль с плацкартными диванами у стен и двумя гарцующими под рукой пустыми журнальными столиками. Все четыре окна вестибюля – витражи из тёмно-зелёного, молочного, оранжевого и вишнёвого стекла. Окна уже и выше стандартных, с храмовым закруглённым верхом. Когда по утрам солнечные лучи пронзали осколочную абстрактную живопись витражей, картины на полу, на белых стенах получались изумительные. Ликерными тёплыми тонами они согревали душу в ветреные октябрьские дни, а летом несли сумрачную монастырскую прохладу. Ещё на первом этаже были помещения нашего рекламного агентства, часть компьютерной верстки и набора, приёмная и кабинет Бешуева. На втором сидели оставшиеся компьютерщики, были кладовые и наша с Дмитрием Ильичом прорабская.
Всего работало в фирме человек шестьдесят, и только четверть из них – мужчины. Женщины были разного возраста. Подавляющее большинство – разведены или не замужем. Были и мои ровесницы, и постарше. Разок-другой с ними вместе приятно было посетовать на несовершенство жизни. Но – не больше. Кобыльи крупы. Талии, на которых хула-хуп смотрится как бондарный обруч. Или наоборот: торчащие из стерильной чистоты манжетов куриные лапки рук. Безнадёжные, вялые стародевьи шеи. Обильная косметика на лицах. И немая, у кого – явная, у кого – скрытая, жалоба одиночества в глазах. Прошение, начертанное на оборотной стороне уже использованного бумажного листа… Почему женщины после тридцати так торопливо, так покорно превращаются в баб? Как они не поймут, что зачастую сами виноваты в своём одиночестве?
Наши менее степенные сотрудницы были в основном лет до двадцати шести – двадцати семи. У-у, в их числе встречались восхитительные создания! Лару Мельгунову или Олю Бабанину, секретаря шефа и одну из корректоров, не стыдно было выставить и на подиум. Смотреть на них, молодых и вовсе юных, сияющих персиковой свежей прелестью и, в сущности, беззаботностью, было одно удовольствие. Но: всё это были очень дорогие девушки, во всяком случае – для меня. Они всегда одевались по последней моде. Кстати, у них первых в городе я увидел только ещё входящие в обиход дамские сумочки-сундучки. Они сразу напомнили мне медицинские ёмкости для хранения пробирок с образцами крови… от разбитых сердец их поклонников. Девушки имели своих бойфрендов – счастливчиков или зрелых состоятельных ами (наверное, кое-кто – и тех, и других разом), которые подвозили их чуть не к самым витражным окнам. Три-четыре подруги и сами лихо парковали «Лады» и «Ибицы». Они были дорогими и, как мне тогда казалось, слишком недоступными для меня. Куда навязывать свои проблемы тугодумного студента с прочно залегшими морщинами у глаз им, привлекательным, весёлым и оптимистичным созданиям, закончившим или вот-вот заканчивающим институты и техникумы и рвущимся теперь наслаждаться жизнью! Смешно.
К тому же несколько близких и провальных предыдущих знакомств с подобного рода представительницами от партии Евы оставили во мне очень неприятный и настораживающий след. Они много болтали о романтике, но напрочь были лишены этого прекрасного свойства, голубого увеличительного стекла души! Они совершенно не умели удивляться! Они умели только радоваться, если их расчеты оправдывались и прагматичные комбинации им удавались.
Если возникала производственная проблема, например, гас плафон в корректорской или надо было разгрузить прибывшую машину, меня всегда вызывали по внутреннему телефону. Ни разу ни одна женщина, ни молодая, ни в годах, не пришла за мной в прорабскую лично. Все были слишком заняты. Они заскакивали к нам только в поисках Дмитрия Ильича, и то редко, второпях, отрываясь от каких-нибудь мнимо значительных для меня дел и к ним же через минуты возвращаясь.
Понимаешь теперь, чем стали для меня Ленины посещения? С первых же коротких полушутливых свиданий она в моих глазах свела воедино вполне приличный интеллект, возраст, предполагающий не меньшую моей жизненную опытность, – с истинно молодой привлекательностью женщины. Повторяю, я нисколько не льстил ей при первой встрече. Лена действительно выглядела много моложе своих лет. Или была такой, какой и должна быть ЖЕНЩИНА её возраста в идеале, – не знаю, как считать правильнее.
Ни единой морщинки на тщательной природной белизне лица. («Жить толстокожею хорошо во всех смыслах», – острил я мысленно.) Как у Моравиа – девочкоженщина: хрупкий торс и безукоризненной прямоты сильные ноги с объёмными, не сухонькими там какими-нибудь голенями. На таких ногах хорошо полнеть после родов: никогда не будешь выглядеть толстой до отвратности. Скорее всего, пополнела и Лена. Однако под одеждой ничего не проглядывалось. Выдавала её разве что мягкая складка под подбородком.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу