Эдриан Джоунз Пирсон - Страна коров

Однако действительно ли все это – она? И если так, она ли это все во всей целокупности? И вправду ли она – в той же мере мимолетная буря, в какой и длительная и последовательная засуха? Солнцестоянье ли она глубочайшей зимы или же солнцестоянье вершины лета? Исходящий пáром поднос мяс? Или прохладнейшая овощная нарезка? Нескончаемая ли это ночная трасса? Река в лунном свете? Кровавый восход? Солнце ли это в сумерках? Легкое касанье бедер? Молчанье ли это, что превыше слов? Или слов больше, чем молчанья? Неловкое объятье? Кивок? Легкая ласка? Крякающие утки? Совокупляющиеся предки? Бессловесность? Интуитивная прозорливость? Или торжествующая эрекция быка в полусумраке? Ощущенье асфальта у вас на коже? Стрела, минующая в полете? Это музыка, поэзия или математика? Сама ли любовь – великий поток человечества с незапамятных времен через века к переполненным кафетериям, конторам и классам наших дней? Любовь ли фертильная телка? Она вообще – хоть сколько-нибудь из перечисленного? Да и вообще хоть что-то из всего этого?

Еще как!

Когда я поднял голову, в кафетерии было пусто и темно. Вдали слышался звук льдогенератора. Надо мной стояла Бесси.

– Проснись, Чарли! – говорила она. – Все кончено.

– Что кончено?

– Вечеринка. Она закончилась. Все разошлись. Тут остались только ты и я. И еще женщина, которая пылесосит пол.

– Но еда же на подходе!

– Нет, не на подходе.

– На подходе! Я так тщательно все спланировал. Еда будет здесь с минуты на минуту!..

Оторвав голову от стола, я ощутил, что мир вокруг меня вращается. В окна потоками лился свет. По виску у меня стекла струйка крови и засохла на щеке.

– А сколько вообще времени сейчас?

– Почти два!

– Два?

– Да, два .

– Ночи или дня?

– Дня, Чарли. Сейчас два часа пополудни – суббота – и все уже дома, приходят в себя после вчерашнего празднования.

– Ты это в каком смысле? Где все мои коллеги? Почему они не дождались еды? Что случилось с вечеринкой, на планирование которой я потратил столько времени?

– Даже не спрашивай.

Бесси промокнула мне висок влажной салфеткой.

– Вот, подержи… – сказала она.

Я подержал салфетку.

– Но отчего ж не спрашивать?! И почему у меня идет кровь? И где все?

– Ты не помнишь?

– Нет…

– Ничего?

– Нет.

– Так ты не помнишь, что случилось после того, как ты вчера ночью пришел в себя после сна?

– Какого сна?

– Ты разве не помнишь, как заснул за столом?

– Не очень. То есть – ну, может, отчасти.

– В общем, именно это и произошло. Ты заснул за столиком вон там… а потом Тимми тебя разбудил сказать, что все уходят…

– Разбудил меня?

– Да, Тимми попробовал тебя убедить пойти домой. Но ты ни в какую. «Нет! – вопил ты ему. – Эта вечеринка еще не кончена! Она не кончится, пока не прибудет еда! Не давайте никому расходиться! Наша вечеринка не может кончиться, пока я не стану чем-то целиком!..»

– Я так говорил?

– Нет – ты так ОРАЛ! А потом подбежал к двери с бейсбольной битой и попытался никого не выпускать. С битой в руке ты стоял перед дверью и мешал всем пройти.

– Правда?

– Да. Но Тимми вырвал биту у тебя из рук. Он же в средней школе играл распасовщиком, помнишь? Тимми вырвал у тебя биту, и вот тут все стало действительно скверно. Все стало скверно потому, что как только Тимми вырвал у тебя биту, ты…

…Как только Тимми вырывал у меня биту, я сунул руку в кобуру за пистолетом Этел.

– Смотрите, – сказал я собиравшейся вокруг меня толпе. – Я знаю, о чем вы все думаете. Вы оглядываете этот огромный кафетерий и думаете, что раз тут нет еды, еды тут сегодня ночью и не будет. Это, говорю я вам, ложное рассуждение. Оно ошибочно. Лишь потому, что на Разъезд Коровий Мык сейчас не падает дождь, это вовсе не значит, что дождь никогда больше не пойдет. И лишь из-за того, что что солнце еще не встало над новым днем, вовсе не значит, что солнце никогда больше не поднимется. Вообще-то всё ровно наоборот. Солнце встанет! Придет день, когда на котловину долины Дьява прольется дождь. И еда, которую я заказал, прибудет сюда, как обещано, к одиннадцати часам…

– Но уже третий час! – выкрикнул кто-то.

– …Очень легко могу это допустить. Но что есть временна́я штука, вроде времени , когда вы – среди того, что в мире непреходяще? Вроде любви. И тьмы. И звуков экстаза, доносящихся из-за стены? Важно ведь во что-то верить. Во что-то ощутимое и легко схватываемое… – я вынул пистолет из кобуры, – нечто тяжелое в руке и довольно холодное на ощупь. В жизни, видите ли, существует вневременное с этой стороны помещения и то, что приходит и уходит, – с другой. То, что превыше слов, и то, что попросту воспроизводимо. Идеи, превосходящие наше понимание, и то, что безнаказанно можно цитировать в самостоятельном отчете. С начала времен существовал выбор, делать который было безопасно и оправданно, – и такой, что заводит нас в места поглубже и потемнее, куда не добивает никакое солнце… – тут я снял пистолет с предохранителя, – и где не сияет никакой свет. Но если не обращать на подобное пристального внимания, оно может ускользнуть от нас очень легко. Например, взгляните вот на этот зеркальный шар… – Я показал на него пистолетом; зазвучал шквал ахов и визгов. – Вон там дискотечный шар, представляющий собой иную разновидность света. Вращается он так же быстро, как сам мир, – и, как сам мир, отбрасывает на всех нас миллион кусочков света. Это красиво, спору нет. И воодушевляет. Он сияет и будоражит, да. Но будет ли он длиться вечно? БУДЕТ??!!..