В. Строгальщиков - Стыд

Лузгин пока что не встречался с главным инженером Ивановым, как и с другим первым замом Хозяина, американцем по фамилии Коэн. Жизнь обитателей Белого дома была укрыта от глаз простых смертных: охрана, отдельный вход, особый выезд в кованом заборе и вертолетная площадка, где суточно дежурил маленький красивый геликоптер, еще ни разу не летавший на глазах у Лузгина. А он еще помнил атмосферу нефтяных «контор» начала восьмидесятых, когда в кабинетах начальников вечно толпились люди, курили и ругались матом, и молодые там орали громче всех, и среди этих молодых в одном из самотлорских трестов корреспонденту Лузгину представили бурового мастера Геру, руководителя комсомольско-молодежной бригады, вслед за «стариками» замахнувшейся на сто тысяч метров буровой проходки в год. Грядущий подвиг посвящался очередному съезду комсомола. По соседству бурил орденоносец и лауреат Ефим Захарович Лыткин, и молодые наглецы из Гериной бригады повесили на своей вышке огромаднейший плакат «Ну, Лыткин, погоди!». Лузгин тогда смотался к Лыткину на тягаче лишь только для того, чтобы проверить, разборчиво ли виден с вышки дяди Фимы сей образец комсомольско-молодежного нахальства. В итоге Герина бригада «сотку» сделала, но Лыткин пробурил сто двадцать, а корреспондент Лузгин за телерепортажи о трудовом соперничестве получил премию обкома комсомола и почетную грамоту обкома «большого», партийного. Половину премии он отдал жене, половину пропил с телегруппой, а грамоту вручил на сохранение маме. Такая вот была история.

— Здравствуйте, Георгий Петрович, — с вежливой, но без подобострастия, улыбкой произнес Лузгин, когда Мадам впустила его в кабинет возможного наследника империи.

Иванов кивнул, не поднимаясь и не подавая руки. Одет он был не хуже Агамалова и кабинет имел похожий, и страха наводил на персонал, быть может, даже больше, чем Хозяин. Но с первой же секунды, как они встретились глазами, Лузгин понял, что Боренька ошибается, и никогда не станет Гера Иванов наследником и президентом.

— Георгий Петрович, много лет назад…

— Я помню, — сказал Иванов. — Слушаю.

— А все-таки Лыткин вас тогда неправильно обыграл. У него было четыре смены в бригаде, а у вас только три. И вышкомонтажники для него старались лучше.

Иванов пожал широкими плечами под тонким пиджаком.

— И бурильщиков у него было два, а у вас один, и неопытный.

— Ну, а ты как хотел? — С бурмастером Герой Ивановым они когда-то были в дружбе. Лузгин и ночевал в его вагончике, и даже с сыном нянчился: варил ему манную кашу на порошковом молоке, пока Герина жена ездила в город к больной матери. Однако в нынешнем «ты» не было даже тени от тех старых отношений; просто главный инженер и вице-президент демократически общался с человеком из другого слоя. — Ты как хотел? Чтобы молодому все на блюдечке?

— Ну почему? — Лузгин смешался. — И, тем не менее, соревнование предполагает…

— А, не надо… — Иванов сделал вялый жест крупной кистью волейболиста. — Ты что хотел? Ты книгу пишешь?

— Пишу, — сказал Лузгин. — Хотел бы записать и ваш рассказ о становлении компании, о пионерном периоде… Замечательное было время, я же помню!

— Не надо этого. — Главный инженер оглядел свой стол, будто проверяя, все ли на месте. — Это все музыка и сопли. Что там Пацаев заготовил?

— Вопрос о перспективах технического перевооружения компании в свете решения последнего совета директоров.

— Вот и задавай… о перспективах в свете.

Пока Лузгин доставал и настраивал свой диктофон, Иванов раскрыл папку в правом верхнем углу стола и положил перед собой два листа бумаги с крупно набранным текстом. Стиль был Боренькин, привычная смесь журнализмов, техницизмов и канцеляризмов, весьма почитаемая в больших верхах как образец аналитической публицистики. Лузгин и сам умел такое — про политику, но принципиальной разницы здесь не было. Он слушал, Иванов читал, временами поднимая на него взгляд, и Лузгин еще раз убедился, что никакого президента из Геры Иванова не получится. И не в том была причина, что главный попивал (болтали, попивал изрядно, однажды заблевал красивый геликоптер Агамалова), что лично убедил совет директоров купить в Румынии старый нефтеперерабатывающий завод, на вынужденной перепродаже которого компания потеряла сотни миллионов (болтали, Гера получил от румын баснословный «откат»), что лаялся с американцами и не хотел учить английский. Такие же глаза, как у нынешнего Геры Иванова, Лузгин видел иногда по утрам в туалетном зеркале — глаза человека, который живет по инерции; маятник еще колеблется, но гирька уже вытянула цепь.