В. Строгальщиков - Слой-2

– Давай рыбу! И много!

– Уж сколько дадут...

– Плиз? – пропела стюардесса, сверкая зубами.

– Да, плиз, конечно...

– Если берете рыбу, скажи просто: номер два. – Дочь была невыносима.

– Плиз, номер... намбер ту! – выговорил Кротов; жена закивала старательное и часто, как будто качание головы тоже требовало перевода.

– Оу, йес, файн! – обрадовалась стюардесса и затараторила что-то Наташке. Та выслушала и ответила легко и длинно; жена толкнула локтем Кротова: ты только посмотри, какая умница!..

– Крайнц хагель доннер веттер нох айн маль! – выпалил Кротов; стюардесса нахмурилась и спросила:

– Вас, вас?

– Ну тебя, Сережа! Наташенька, скажи, что папа шутит.

– И пусть еще виски принесет.

– Оу, скотч, йес, файн, – снова обрадовалась стюардесса. – Фиддиш, ригал, джонни зе блэк?

– Фиддиш, – гордо ответствовал Кротов и тоже сказал: – Фаин.

Потом ели, спали, пили и снова ели. Наташка замахала ему от своего окна, он уселся позади и увидел внизу на лунном море темные неправильные пятна каких-то островов.

– Если бы мы сейчас упали, – сказала дочь, – то смогли бы доплыть до них и спастись.

– Дура ты, милая, – сказал Кротов дочери, и она не обиделась: так это было по-доброму сказано.

На пятом часу полета, когда казалось уже, что никогда никуда не прилетим, так и будем жить вечно в этом ставшем домашним салоне, стюардессы в учтивых соседях, болтают с Наташкой, носят ей какие-то проспекты, Ирина дремлет по третьему разу, они с Геннадием перешли на «Чивас Ригал» и безо льда, – вдруг справа выплыли огни, всё больше и больше, обнаружился город в дорожных светящихся лентах, темных букашках автомашин, трассирующей очередью близко возникли яркие посадочные знаки, толчок и качание, аплодисменты в заднем салоне...

– С прибытием на кипрскую землю! Аэропорт Ларнака, – сказал Геннадий Аркадьевич. – Воздух плюс двадцать четыре, море плюс двадцать одни. Поздравляю!

– Я знаю, – сказала дочь. – Объявляли по радио.

В аэропорту Геннадий Аркадьевич увлек их в коридор с надписью «грин» – это Кротов знал: «зеленая» зона, свободная от таможенного досмотра, если тебе нечего декларировать. В зоне прибытия Геннадий Аркадьевну быстро вычислил парня с табличкой в руках – Кротов вначале прочел её как «одиннадцать», но потом догадался, что это две английские буквы, аббревиатура того самого «Интервала», который «Интернешнл».

С трудом, но упихали сумки с чемоданами в багажник «мерседеса», Гена сел спереди, а они сзади рядышком, все втроем, Кротова стиснули в середине: женщинам хотелось у окна.

– Как жаль, что уже ночь, – сказала Ирина. – Вокруг совсем ничего не видно.

– Еще насмотришься, – проворчала дочь, опередив отца дословно. – Это что, горы?.. Самая высокая гора на Кипре – тысяча девятьсот пятьдесят один метр. Туда можно заехать на машине. «Когда и где успела вычитать?» – подивился Кротов. – А север острова захватила Турция в семьдесят четвертом году.

– Это правильно есть, – сказал водитель. Кротов никак не мог избавиться от ощущения, что они едут по встречной полосе и сейчас непременно в кого-нибудь врежутся. – Была война, англичане нас бросили. Немного англичане воевали за нас, как добровольно, мы им ставили памятник как герою. Спасибо русским, нас спасал Громыко. Греки нас тоже бросили. Сами начинали и бежали к себе на Грецию. Они говорили: братья! И бежали на Грецию. Мы простили, но помнили.

– Следите за дорогой, – сказал Геннадий Аркадьевич. – И, если можно, едемте быстрей, уже поздно, нам надо в отель.

– Да, отель, знаю, – сказал водитель и замолчал.

От выпитого виски начиналась нудная изжога. Гена-экстрасенс выудил из сумки пластиковую фляжечку минералки – не постеснялся, забрал в самолете – и протянул через плечо.

– Освежиться не желаете?

– Если не сладкая, то не хочу.

– Тебе и не предлагают, малявка, – сказал Кротов и принялся свинчивать пробку.

Все стекла в машине были опущены, но ветра не ощущалось, точнее, его температуры, как это случается только на юге: был исключительно ровный и плотный нажим упругой воздушной массы, пахнувшей морем и зеленью. Ирина взяла его под руку, прижалась щекой.

– Как хорошо...

Добрались почти в полночь. Кротов полез за бумажником, но Геннадий Аркадьевич сказал, что машина оплачена «Интервалом», а чаевые не приняты: строго по счетчику, запомни на будущее.

Из подъезда на залитое светом крыльцо вышли двое молодых в гостиничной белой униформе. Геннадий Аркадьевич объяснился с ними по-английски, передал какие-то бумаги, сложенные длинной четвертушкой. Один принялся их листать, другой открыл багажник «мерседеса» и выгружал багаж, показывая каждую сумку Ирине; та кивала или старательно мотала головой, и тогда вещь возвращалась в багажник.