В. Строгальщиков - Слой-2

На последней странице брошюры авторы поместили извинительный абзац о моральном кодексе кандидата (благая цель, мол, не оправдывает сомнительные средства, последний рубеж допустимого есть нравственная планка для политика и так далее), но эти реверансы выглядели ещё циничнее, чем весь предыдущий патологоанатомический разбор.

Лузгин швырнул брошюру в большую кипу таких же выборных бумаг и ушел в гостиную смотреть футбол, где Виалли на двадцать шестой минуте первого тайма прорвался по флангу и левой с маху вколотил мяч в ближний верхний угол, а во втором тайме «Челси» забил ещё и выиграл и вышел в следующий кубковый круг.

Был третий час ночи, и Лузгин улегся спать прямо там, в гостиной на диване, поставив будильник на семь часов утра в легком страхе не услышать звонок и проспать, потому что многие годы вставал не по часам – по настроению, вечерний режим телевизионной работы не требовал ранних подъемов.

Утром он стоял у окна и пил кофе, когда в сумрачный двор въехал темный «мерседес» – не самой новой, но приличной модели, вышел Анатолий в кашемировом длинном пальто, при галстуке и темных ботинках, не как вчера в полу-домашнем, притом вышел он из правой задней дверцы, как и положено нормальному «крутому» без пальцев веером и золотых цепей на шее, этих поганых примет разбогатевшей уличной шпаны. И то, что Толик «соответствовал» без выпендрежа и суеты, очень порадовало Лузгина и успокоило, хотя проснулся он с мыслью: а надо ли? Риск все-таки присутствовал. Как бы разгоняя остатки сомнений, Лузгин мотнул головой и пошел в прихожую.

На улице Анатолий не бросился ему навстречу, дождался у машины, улыбнулся без заискивания, пожал руку коротко и твердо.

– Тоже не выспался? Однако каков Виалли, а?

Именно эта фраза окончательно убедила Лузгина: свой человек, все будет хорошо.

Они подъехали к широкому крыльцу бывшего Дома Советов, который так и назывался в народе по-прежнему. Лузгин сказал: «Дипломат захвати», – и они поднялись по ступенькам, миновали в вестибюле охрану, уже привыкшую за месяц к ранним лузгинским приходам, и двинулись налево по коридору в дальнее крыло, где в двух склеенных одной приемной кабинетах располагался штаб общественно-аналитической организации «Политическое просвещение» – гениальной придумки столичных и местных деятелей, где нынче служил и получал деньги бывший телевизионный кумир тюменской публики Владимир Васильевич Лузгин, сорока пяти лет, нет, нет, не был, не состоял, высшее, со словарем, не имею, подпись.

В самом конце коридора, у поворота направо, Лузгин ткнул пальцем в ряд стоящих у стены кресел и сказал:

– Посиди здесь, Толя. А чемодан дай.

– Здесь курят? – спросил Обысков.

– Когда как, – ответил Лузгин и взял толин кожаный «дипломат», очень легкий, пустой, готовый к приему.

Лузгина все больше успокаивала эта утренняя обысковская уверенность и четкость даже в мелочах: сам он был ленив, мнителен и разбросан; не жизнь, а сплошная борьба с самим собой.

Серега Кротов, банкир и одноклассник Лузгина, а нынче главный казначей «Политпроса» – не путать с тихо умершей одноименной «конторой» на Орджоникидзе, – располагался в правом от приемной кабинете. Секретарша Олечка приходила к девяти; Лузгин пересек пустую приемную и принялся с привычной тихой руганью насиловать тугие пружины казенного двухдверного тамбура перед кабинетом, стуча «дипломатом» о косяки.

У Кротова уже сидел посетитель, Лузгин легко узнал его со спины и затылка: Валя Тимофеев, знаменитый конькобежец и чемпион, крутой бизнесмен и своеобразный политик – этакий кот, гуляющий сам по себе в скучных зарослях местного истеблишмента. Профессионалы от номенклатуры над ним подтрунивали, но только за глаза. Был у Тимофеева недолгий роман с жириновцами, закончился скандалом, чему Лузгин совсем не удивился, ибо знал давно: Валентин – это сам себе партия.

В принципе, Тимофеев был, что называется, своим человеком, но Лузгин тем не менее не решился при нем открывать сейф, а потому кивнул присутствующим, повесил пальто в шкаф и расположился за персональным столом, отведенным ему в углу большого кабинета. Перебирая лежащие на столе документы, он вполуха слушал быстрое бормотание Тимофеева. Они сидели с Кротовым, сблизив головы, и Валентин тыкал пальцем в очередную бумагу.

– ...Отпускная цена бензина А-80 на Омском НПЗ семьсот семьдесят три тысячи за тонну. Плюс десять процентов от заводской цены фирме-отправителю – тебе же с завода бензин не продадут, подставят посредника, правильно? Получается девятьсот двадцать тысяч триста рублей за тонну. Так? Считаем дальше. Продажная цена «восьмидесятого» в Тюмени миллион сто тысяч за тонну. Если ты даешь шестьсот миллионов, это будет шестьсот пятьдесят тонн бензина. Тогда валовая прибыль составит сто пятнадцать миллионов с одной сделки в месяц. Если крутишь шесть месяцев...