Надин Бисмют - Вы замужем за психопатом? (сборник)

Я накладывала тени на веки в ванной комнате, когда раздался звонок в дверь. Я пошла открывать. Стоявший у порога мужчина с невозмутимым видом начал рассматривать прогнившие деревянные перила. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, кто это был: ну да, тот самый высокий брюнет в костюме в полосочку, который накануне загонял своих детей в машину. Разница была лишь в том, что он был одет в джинсы и кожаную куртку.

– Да? – отозвалась я.

Вблизи он выглядел старше. На его лице можно было разглядеть сетку морщин вокруг глаз, а тень от бороды затемняла его серые щеки. Он протянул мне руку:

– Мадам Леклер? Меня зовут Венсан, я Ребеккин друг. Моя квартира как раз под вами.

Я почувствовала, как холодок побежал по моему телу.

– О, – забормотала я, пожимая ему руку. – Очень приятно.

– И мне. Я видел, как вы приехали вчера утром. Ребекка говорила мне, что вы к ней на несколько дней. Это ваша машина здесь припаркована?

Мне пришлось вытянуть шею, чтобы увидеть улицу через балконные перила. Венсан указывал на мою «джетту». Поскольку с тех пор, как я приехала, я ходила пешком, она так и стояла на том же месте.

– Да, да. А что?

Он вытер кончик носа рукавом своей старой кожаной куртки, после чего сообщил, что с первого апреля муниципальные служащие убирают правую сторону улицы между пятью с половиной и шестью с половиной часами вечера по вторникам и что мне нужно переставить машину, если я не хочу получить штраф.

Пока Венсан объяснял мне все это, я и впрямь смогла убедиться, что на правой стороне тротуара осталась только моя «джетта». За ней еще стояла «тойота». Я взглянула на часы, стрелки которой показывали пять двадцать пять, и чертыхнулась. Я собиралась уйти от Ребекки в половине шестого и взять такси, чтобы избежать толпу на отборочный хоккейный матч, из-за которого, как было сказано в новостях, на улицах образовались пробки.

– Вот не везет! – воскликнула я, расстроенная неожиданно возникшей проблемой и забыв на миг о присутствии Венсана.

– Мое дело – предупредить, – заключил он. – У Ребекки-то нет машины, она поэтому и не в курсе.

Пять минут спустя, надев кроссовки поверх нейлоновых чулок (на войне как на войне, решила я), я плюхнулась в свою «джетту» и начала объезжать соседние улицы. В большинстве из них запрет на стоянку распространялся на каждую вторую улицу, так что там, где можно было припарковаться, машины стояли впритык бампер к бамперу. Единственные свободные места сохранялись лишь за владельцами наклеек со специальными разрешениями. Заприметив наконец местечко под серебристым кленом, я нажала на газ. Но, как только поравнялась с ним, обнаружила пожарный кран на тротуаре. Черт, вот черт! Все улицы были односторонними и вдобавок ко всему с одной полосой движения. Машины едва ползли, останавливаясь при этом на каждом перекрестке, уступая дорогу пешеходам, большинство из которых, судя по одежде и сумкам для ноутбуков, возвращались домой. И в этот самый злополучный момент раздался звонок мобильника. Это был Пьер.

– Ты где?

– В машине. Мне нужно ее переставить. Тут улицу убирают. Это кошмар какой-то, кручусь на месте уже пятнадцать минут. Только, ради бога, не говори, что ты меня предупреждал.

– Я предупреждал.

– Я вешаю трубку.

– Слушай, где чек для водопроводчика?

Сколько улиц проехала я таким образом, сказать трудно. Время бежало на циферблате моей «джетты» и, словно этих бесполезных поисков, как в легенде о Святом Граале, не хватало, чтобы я и так опоздала. На углу улиц Буайе и Мон-Руайаль я оказалась зажатой в пробке: у входа в супермаркет двое полицейских задержали какого-то бомжа. Мужчина был сгорбленным, одет черт-те как, лицо серое, глаза остекленевшие, словно две дыры, в которые вставили зеркала. Обычно, если я вижу полицейских в действии, я сразу вспоминаю своего зятя Марка: может, он с того же участка? Знают ли они друг друга? И не у них ли он научился грубым анекдотам? Но на сей раз я думала не об этом. Глядя на бомжа, который был настолько не мыт, что полицейские предусмотрительно натянули на руки перчатки, я подумала: «Почему этот вонючий попрошайка, этот отморозок живет на свете? Почему он не умер в автокатастрофе или от рака? Кого бы это огорчило?» Пока один из полицейских скомандовал ему открыть рюкзак, я размышляла о том, что человечество явно выиграло бы, если бы были пересмотрены критерии естественного отбора. «Ну, кому было бы хуже, если бы он сдох?» – вертелось в моей голове. Я понимала, что моя точка зрения была социально неприемлемой, поскольку в ней отсутствовало всякое сочувствие и она противоречила принципу любви к ближнему, который я, однако, в течение тридцати лет пыталась привить своим ученикам. Вот почему, стараясь отогнать от себя эти мысли, я нажала на сигнал, чем вызвала панику у автомобилистов. При этом один возмущенный пешеход – парень лет двадцати – постучал по багажнику моей машины и повертел пальцем у виска. Он что-то прокричал мне вслед, но я не разобрала его слов.