Майкл Чабон - Лунный свет

Ракеты упрямо падали сразу после пуска, взрывались в полете, отклонялись от курса, кувыркались либо исчезали бесследно в море или в воздухе, не причинив никому вреда. Иногда, как выяснил дед, они вообще не доезжали до пусковой площадки.

Причем крайне неэффективным: на одного убитого Фау-2 в Лондоне и Антверпене приходилось шесть погибших в Нордхаузене.

И впрямь, хотя правительство США скрывало эту информацию почти до смерти фон Брауна, как и память о самом Нордхаузене, фон Браун после сентября 1943 года неоднократно посещал гору Конштейн и лично участвовал в выборе технически подкованных заключенных (главным образом французов) для перевода из Бухенвальда в «Миттельверк». См.: «Фон Браун. Космический мечтатель, военный инженер» Майкла Нойфельда (Michael Neufeld, Von Braun: Dreamer of Space, Engineer of War , Vintage, 2008).

Пропагандистский миф, созданный и раздутый Йозефом Геббельсом.

Дед не сказал маме то, в чем сознался мне тридцатью двумя годами позже: стрелком был он сам.

Скорее всего, дом был облицован не настоящим камнем, а искусственным из формованного бетона, известным под названием «формстоун» и модным в то время у балтиморских домовладельцев.

Сделанным, по словам деда, из куска шелка, который пожертвовала директорская жена.

Судя по единственной фотографии Сэлинджера, которую я видел, между ними было и внешнее сходство: густые темные волосы, шершавые щеки, длинный нос, иронично выгнутые брови. Деду, с его стороны, всегда нравилось, когда ему говорили, что он похож на актера Роберта Альду.

В отличие от читателей книги Рудольфа Эриха Распе (1736–1794), которая правильно называется «Возрожденный Гулливер»* и из которой моя бабушка (или, что нельзя до конца исключить, мистер Казамонака) почерпнула лунный эпизод.

* Такое название носили «Удивительные путешествия барона Мюнхгаузена на воде и на суше, походы и веселые приключения, как он обычно рассказывал о них за бутылкой вина в кругу своих друзей» в издании 1786 года. Помимо эпизода с закинутым на Луну топориком, оно включало рассказ о том, как барона вместе с кораблем забросило ветром на Луну, и о Лунном короле. Впрочем, о любви Мюнхгаузена и Лунной королевы повествуется не в самой книге, а в снятом по ней фильме.

В неопубликованных мемуарах «Грейстоунские записки» (1979) доктор Медвед сообщает, что обои с их изменчивым гештальтом смущали, а иногда и приводили в ужас многих пациентов Грейстоун-Парка. Он и некоторые другие врачи ратовали за их замену, но «дьявольские маски» оставались на месте до 1972 года, когда стены выкрасили в «маслянистый оттенок зеленого, называемый „авокадо“, который многие из нас нашли не менее угнетающим».

«Результат оказался необратимым», – горько заметила мама при первом чтении этой книги.

Пациент(ка).

Шизофрения.

Безусловно, ради этого бабушка и затеяла игру, но причина была и в другом. Из четырех главных взрослых моего детства лишь ее полностью устраивало, что я – ребенок. Она непринужденно включалась в игру, не демонстрируя, что делает мне одолжение. В отличие от родителей и деда, бабушка никогда не заставляла меня прилюдно показывать свои знания: перечислять пятьдесят штатов с их столицами или президентов от Вашингтона до Линдона Бейнса Джонсона. Когда она называла меня petit professeur , маленьким профессором, она имела в виду, что я поправляю ее грамматику, выговариваю за незнание фактов. В этом прозвище была мягкая насмешка.

Я по-прежнему слышу этот хриплый голос; я слышу целую шляпную коробку голосов. Они возникают из щелочки в моем мозгу: мрачные шепотки, возгласы, нелогичные упреки вторгаются в мои мысли почти всякий раз, как я один в тихой комнате занимаюсь делом, требующим определенной сосредоточенности, – рисую, готовлю, паяю схему, собираю игрушку. Когда я пишу, я не слышу голосов из шляпной коробки, слышу какой-то другой.

Через несколько дней отец сообщил мне, что очень много людей болеет и ему придется немножко пожить в больнице: там есть спальня для врачей, которым некогда отлучаться домой. Через неделю он съехал. Тогда он ушел из дома первый раз (потом было еще два), а в 1975-м родители развелись. Через девять месяцев после первого отцовского возвращения – через год после выкидыша – родился мой брат.