Майкл Чабон - Лунный свет

– С этим я справлюсь, – сказал дед. – А ты звони.

Мама стояла и смотрела на дом. Так приятно было сказать «нет». Она думала, не повторить ли, но дядя Рэй ее опередил.

– Нет! – воскликнул он с верхней ступеньки крыльца.

На нем был небесно-синий костюм в тонкую белую полоску, золотистая рубашка и зеленый галстук в золотых кругах. Он, сложив руки на щуплой груди, демонстративно разглядывал маму с ног до головы. Потом затряс головой, дернул краем рта, словно собирался улыбнуться, и сказал:

– Невозможно. Невероятно.

Мама почти не видела дядю Рэя с переезда из Балтимора в пятьдесят втором. За это время он стал еще вульгарнее, и маме это нравилось. Подарки, которые он привозил маме: смуглокожая кукла в шляпе с деревянными фруктами и в красном платье, на котором было вышито «ГАВАНА», холщовый мешочек с надписью «Голден наггет» {99} 99 … холщовый мешочек с надписью «Голден наггет»… – «Голден наггет» («Золотой слиток») – отель и казино в Лас-Вегасе. , в котором оказался флакончик с золотым песком, – возмущали деда неимоверно, но почему-то само возмущение доставляло ему удовольствие. Когда дядя Рэй приезжал в гости, разговаривали он и бабушка. Дед просто сидел и слушал за столом или, один раз, на разостланном под масличным деревом одеяле. Рассказы дяди Рэя о своей жизни были пересыпаны выразительными или шутливыми прозвищами, названиями городов или мест сомнительной репутации; события и приобретения описывались исключительно на жаргоне. Мама настолько ничего не понимала из его слов, что ее даже не прогоняли. Когда дядя Рэй доходил до конца эпизода, дед подпирал голову рукой и говорил что-нибудь вроде: «Не верю», или «Ужасно», или просто: «Рейнард, зачем?». Но иногда он улыбался.

– Здраствуй, дядя Рэй, – сказала моя мама.

– Привет, куколка.

Она поднялась на крыльцо, обняла дядю Рэя и поцеловала в щеку. Щека была глаже дедовой, и от нее, как всегда, пахло гарденией и табаком. Маме не пришлось вставать на цыпочки, чтобы поцеловать дядю: ей еще не исполнилось пятнадцати, а она уже была на два дюйма его выше.

– Ничего себе! Меня не предупредили, что ты уже выросла, – сказал он. – Ну, мне лафа! Ничего и делать не надо!

Мама не ответила.

– Верно? – спросил дядя Рэй. – Я думаю, нам будет здорово, а ты?

– Наверное.

– Не наверное, а точно. Будет клево.

У входной двери висел плоский почтовый ящик с проволочной скобой для вечерней газеты. На нем было написано «Эйнштейн». Маме сказали, что так зовут квартирную хозяйку дяди Рэя, и все равно ей стало не по себе. Она знала, что эта фамилия связана с чем-то ужасно важным, чего ей никогда не понять.

– Ты говорил «девочка».

Голос был низкий, мужской и принадлежал женщине, которая прежде выглядывала в окно. Тогда мама восприняла ее как старуху, в разговоре со мной прикинула, что ей было меньше шестидесяти. Черные с проседью волосы торчали по обеим сторонам головы, наподобие плавников, которые на концах закручивались вверх, как носы персидских туфель. Женщина вышла на крыльцо в белом халате поверх коричневой юбки и блузки с хризантемами, и в воздухе сразу повеяло каким-то резким запахом.

– Миссис Эйнштейн, – сказал дядя Рэй моей маме. – Она и есть девочка, миссис Э. Ей всего… Сколько тебе лет, малыш?

– Четырнадцать.

Миссис Эйнштейн, скрестив руки на груди, оглядела маму с ног до головы. Мама решила, что пахнет от миссис Эйнштейн. Позже выяснилось, что та работает регистратором в ветеринарной лечебнице. Запах карболки и секреторных жидкостей, выделяемых звериными железами страха, сопровождал миссис Эйнштейн повсюду.

– Четырнадцать, – повторила миссис Эйнштейн. – Чушь собачья. – Она повернулась к дяде Рэю. – За кого ты меня держишь?

– Могу показать ее документы о рождении, – ответил дядя Рэй с уверенностью, смутившей мою маму, которая не знала, есть ли у нее какие-нибудь документы о рождении. – Если вы и впрямь считаете, что это необходимо.

Прошлым летом, когда на побережье Техаса должен был обрушиться тайфун, мама видела в газетах фотографии, как люди в тех краях забивают окна фанерой. Что-то подобное проделывала сейчас миссис Эйнштейн с выражением своих глаз.

– Если дело касается тебя, все необходимо, – сказала она дяде Рэю. – Я должна принять все меры предосторожности.

– Ну же, миссис Э.

– Когда дело касается тебя, я читаю мелкий шрифт.

Она чуть заметно покачала головой, как будто более сильное выражение недовольства сделало бы ее сообщницей в темных делишках жильца, потом ушла в дом.