Марат Валеев - Соседка (сборник)

Работает в школе старшей пионервожатой и учится заочно в техникуме в Целинограде. Была недолго замужем, но не ужилась со свекровью, на сторону которой стал ее сын, то есть Валин муж-козел, и она бросила его и вернулась к родителям.

Поведал и я о себе – моя биография была еще короче и уместилась в нескольких словах: школа, завод, армия.

Пару раз из своего купе к нам просовывал голову Витька Тарбазан и свирепым шепотом звал меня:

– Иди давай уже, самогонку допьем!

Но я досадливо отмахивался от него и не менее свирепо вращал глазами: отстань, не видишь, я с девушкой.

Витька строил шкодную рожицу и исчезал. А мы продолжали негромко болтать под перестук вагонных колес и дружный храп наших соседей.

– Пошли, подымим в тамбуре, – предложил я Валентине – мне в самом деле очень хотелось курить.

– А что у тебя?

Я повернулся к шинели и вытащил из кармана распечатанную пачку «Примы».

– Вот.

– Ну нет, – сказала она. – Давай мои покурим.

Валентина вытащила из-под матраса сумочку, щелкнула ее замочком и извлекла голубоватую пачку болгарских сигарет «Стюардесса». Была у нее и зажигалка. И мы отправились в тамбур. Витька Тарбазан со своей Татьяной сидели рядышком на нижней полке и закусывали вареной курицей и огурцами.

Я подмигнул им, и они зашушукались.

В грохочущем прокуренном тамбуре мы с Валентиной сразу повернулись друг к другу, я прочел в ее улыбающихся глазах: «Можно», несмело обнял девушку, притянул к себе. Валя обхватила мою шею руками и сама поцеловала меня.

Отдышавшись, она с укоризной спросила:

– Ты что пил, алкоголик?

– Да самогонкой угостили.

И в этот раз сам впился в ее губы. Они оказались неожиданно мягкими, податливыми. Да еще вдруг у меня во рту оказался ее язык. Он шевелился там, исследовал мой язык, гладил мое нёбо. Ничего подобного в своей жизни я еще не испытывал и пришел в страшное возбуждение. Это, понятное дело, выразилось всем известным способом.

Валентина, почувствовав мое вспыхнувшее желание, сначала было отпрянула от меня. Но я не выпускал ее из своих объятий, пока мы оба чуть не задохнулись в этом затяжном поцелуе.

Открылась входная дверь в тамбур.

– Молодые люди, подъезжаем к Саратову, хватит целоваться! – игриво сказала нарушившая наша уединение разбитного вида проводница.

Мы смутились и ушли в свое купе. Наши соседи продолжали спать. Из-за стенки снова, как черт из ладанки, высунулся со своей лукавой физиономией Витька Тарбазан, подмигнул:

– Хоть бы познакомил!..

– Валя, это Витя. Витя, это Валя, – пробурчал я. – Отстань! Вон женой своей занимайся.

Витькина голова так же неожиданно исчезла, как появилась. Молодожены стали наперебой хихикать за стенкой. Вот идиоты!

Поезд все замедлял ход. За вагонным окном стали проплывать освещенные многоэтажные дома, станционные строения, слышались громкие, усиленные динамиками, переговоры диспетчеров.

Наконец, состав, резко дернувшись, совсем остановился почти напротив светло-зеленого здания вокзала с окнами в три ряда. В вагон с ярко освещенного перрона стали входить пассажиры.

– Скажите, сколько мы здесь стоим? – спросил я у просеменившей мимо нашего купе проводницы.

– Прогуляться хочешь, служивый? – улыбнулась она мне. Нет, определенно я сегодня в центре женского внимания.

– Двадцать минут. Только далеко не отходи – поезд опаздывает, может раньше отойти.

Я протянул руку Валентине.

– Пойдем, подышим свежим воздухом?

– Подождите, мы с вами!

Нарезая круги вокруг так понравившейся мне девушки, я напрочь забыл про Витюху с его суженой. И это ему не нравилось – Татьяна без меня, похоже, не давала ему допить самогонку. Но он же был мне друг, и потому все понимал и терпел.

– Нормальная деваха! – шепнул мне на ухо, улучив момент, когда мы уже выходили в тамбур, Витюха. – А че, забирай ее с собой. Как я вот. Да, Танюха?

Последние слова он произнес уже громко. Татьяна по-хозяйски стукнула его кулачком по спине: «Иди уж!..»

На саратовском перроне было зябко, так же, как в Петровске, моросил мелкий нудный дождь. И мы быстро вернулись в вагон. Я смотрел на Валентину и думал: «Если этой ночью у меня с ней ничего не получится, то завтра и думать нечего – она выйдет в своих этих Шортандах, и я никогда ее больше не увижу…»

Но что тут можно придумать? Даже если Валя согласится, то не стоя же в заплеванном, прокуренном тамбуре? И ни, тем более, в туалете? Я, тогда молодой и совершенно неискушенный в таких делах, и помыслить не мог, что порядочную молодую девушку можно, грубо говоря, отыметь в таких скотских условиях.