Елена Котова - Период полураспада

Они приехали на Большой Ржевский. Все были дома, тетя Катя, тетя Мила, дядя Мося, Алочка. Поднялся гвалт, их никто не ждал, никто не понимал, как они сумели вырваться из оцепления, в которое уже была взята Западная Белоруссия. Ирка позвонила подружке, и втроем с Алкой девочки отправились мыться в душевые возле зоопарка.

В июле началась эвакуация детей. Гнесинская музыкальная школа, где преподавала Маруся и училась Ира, эвакуировалась вместе с 93-й общеобразовательной, где училась Алочка, но Соломон заявил, что Алочка одна никуда не поедет, он увезет свою семью, включая Хесиных, в начале августа в Новосибирск, куда эвакуировали «Мосфильм». Катя не находила себе места, что Милке с Мишкой уехать было некуда, но Соломон не мог взять с собой ее сестер. Война расколола их общую жизнь.

Марусе пришлось переоформиться в воспитательницу, чтобы уехать вместе со школой дочери, потому что преподавателей в эвакуацию брали не всех. По Оке их довезли пароходом до Елатьмы, в Рязанской области. Там всех поселили в местной школе, по десять – пятнадцать человек в классах, кормили два раза в день, весьма сносно. Прожили они там больше месяца, ничего не делая, Ирке это нравилось. Ходили по деревням, пели песни. Кто-то принес из деревни самовар, кто-то время от времени добывал молоко, картошку, еды было достаточно. К концу августа Елена Фабиановна Гнесина, руководившая эвакуацией училища, выхлопотала в правительстве разрешение для Маруси съездить в Москву за теплыми вещами для себя, для нее и еще для кого-то. В общем, сколько увезет.

Маруся опешила от вида военной Москвы. Развалины театра Вахтангова… Его, оказывается, взорвали в первую же бомбежку, еще в июле, через день после их отъезда в Елатьму. А они ничего не знали…

Кати с Соломоном и всем семейством уже не было, «Мосфильм» эвакуировали в Новосибирск. Моравовы уехали куда-то под Ленинград. Сестра Оля, как оказалось, никогда и не забывала о семье. Она работала главным бухгалтером сталелитейного завода, снабжавшего металлом машинстроительные предприятия, уже переключившиеся на производство вооружения. С завода ее отпустить не могли, но она сумела прислать заводскую машину за Милкой с маленьким Мишкой, которым ехать было некуда. В опустевшей квартире оставались только Дуня и Моисей, ожидавший повестки из военкомата: он решил идти добровольцем в ополчение.

Маруся привезла на Оку теплые вещи. За это время немцы подошли еще ближе, и пришло указание двигать детей дальше на восток. Теперь уже ни матерей, ни воспитателей не брали. Еще утром Маруся считала, что обязана отправить дочь туда, куда не дойдут немцы, но, едва они пришли на пристань и увидели пароход, забитый плачущими детьми, повернула назад. Несколько дней прятала Ирку в соседней деревне, пока не решила, что им надо пробираться в Новосибирск. Если бы она еще понимала, как: поезда уже не ходили.

Ирке было смешно, что они едут на сердито ворчавшем, утлом медленном пароходике. По ночам, правда, было очень холодно, они с мамой лежали на палубе под лавками, укрываясь платками и пальто. Днем мама где-то доставала кипяток и они делали кисель из брикетов.

Пароходик доплыл до Горького, где всю неделю им пришлось жить на улице. Спали на узлах в подворотнях, днем ходили греться на пристань, ломали голову, как уехать: Волга стала уже замерзать. Огромный Горький с его заводами, верфями готовился к бомбежкам, блиндажи и землянки рылись по всему городу. Две единственные за всю войну бомбежки города пришлись именно на ту, первую неделю ноября: мать и дочь ныряли в убежища по нескольку раз в день. Как только объявляли отбой, Маруся тут же уходила что-то разведывать, а Ирка только загадывала, чтобы мама вернулась. На улицах раздавали похлебку, позволявшую не замерзать и не терять ощущения, что какое-то подобие порядка сохраняется. Седьмого ноября они слушали по вокзальному радио речь Сталина и потом трансляцию парада.

К концу недели они с мамой сумели попасть на посудину, направлявшуюся в Казань. До вечера просидели на палубе под скамейкой, спасаясь от промозглого ледяного ветра. Подошел незнакомый мужчина: «Вы не можете здесь находиться с девочкой, идите в мою каюту». Каюта была похожа на конуру, в ней нельзя было встать в рост, зато не задувал ветер. Ирка заснула.

В Казани провели на вокзале несколько дней, ночуя на узлах, потом сумели сесть на поезд, который шел прямо до Новосибирска. Состав был забит людьми, что стало за эти недели привычным, в теплушках люди прямо на полу разжигали костерки, чтобы согреться, на них варили картошку, купленную на полустанках. Стены вагона покрывала изморозь, с потолков капала оттаявшая вода.