Капитан фон Трапп в исполнении Кристофера Пламмера выглядел весьма привлекательно, несмотря на толстый слой грима. Но в категории престарелых целлулоидных красавцев Энн предпочитала ему Джорджа Сандерса с его плутоватым видом. Изумительное па-де-де на экране напомнило ей уроки танцев, и молодая женщина машинально выпрямила спину. Она явно не была создана для балетной пачки: госпожа Франсуаза всегда считала бессмысленным мучить столь неспособную девочку, но Рэчел все равно настояла на своем. И Энн не оставалось ничего другого, как в течение долгих лет заниматься танцами – до тех пор, пока мать, вконец измучившись, не уступила ее просьбам пойти в секцию плавания. Под водой никто не даст тебе словарем по голове.
Галопируя по улочкам Зальцбурга, будто выкрашенным эмалью, неутомимая фройляйн Мария преподавала детишкам сольфеджио: «До, ре, ми, фа, соль, ля, си, до». Энн была вынуждена признать, что мелодия, несмотря на слащавые слова, была увлекательная. Пытаясь справиться со скукой, молодая женщина стала обращать внимание на композицию планов и удивилась, обнаружив в них определенную пластическую красоту. Неужели она до такой степени размякла? Ее соседка бесстыдно мурлыкала мелодию себе под нос. Если пожилую даму этот выбор и осчастливил, она все равно в этом ни за что не признается. Энн без всяких протестов выдержала больше часа цветного экранного счастья – до тех пор, пока капитан томным голосом не проворковал: «Эдельвейс, эдельвейс» – от показательной нелепости этой фразы ее лицо расплылось в ухмылке. Даже Адель, и та была не в силах больше сдерживаться:
– Да уж, они не поскупились на взбитые сливки! А какие гнусные шляпки! В те времена так не одевались.
Гувернантка и герр фон Трапп танцевали на экране вальс; их окружали горы желатина и целые охапки эдельвейсов. Энн задремала.
Проснулась она внезапно, будто от толчка: семья фон Траппа пешим ходом направлялась через горы в Швейцарию; Аншлюс молодая женщина опять пропустила. Адель с улыбкой смотрела на нее. Воскрешение страшного прошлого через призму приторной мелодрамы, казалось, никого не тронуло. «Что может быть лучше, чем вздремнуть в кино?» Чтобы вернуться к реальности, Энн сделала над собой сверхчеловеческое усилие; начиналась вторая часть тяжких испытаний: возвращение Адель в родные пенаты.
Когда они вышли из «Графского театра», на улице уже стемнело. Энн, сходя с ума от волнения, бросила взгляд на часы. Она надеялась, что нервы Джека окажутся достаточно крепкими для того, чтобы не забить тревогу в случае опоздания. Миссис Гёдель с удовольствием досмотрела картину до самого конца, до последней строчки титров. Девчушки упорхнули, громко крича и хохоча, чтобы скрыть умиление, вызванное старомодной мелодией. Парочка курила одну сигарету на двоих. Адель стрельнула у них и тоже затянулась под паническим взглядом своей дуэньи. После чего с наслаждением выдохнула тугую струю дыма.
– Надеюсь, вы ничего не скажете моим родителям.
Энн с огромным трудом боролась с соблазном. Сигарета после киносеанса была для нее одной из самых сладких. Миссис Гёдель мечтательно разглядывала афишу «Сияния». Молодая женщина напряглась: второй подобной экспедиции она не выдержит.
– Это же фильм ужасов, Адель.
– Мумии тоже имеют право бояться! А с этим Кубриком я вполне могла бы встретиться, если бы Курт потрудился хотя бы на пару минут расстаться со своей черной доской.
От ее слов Энн тут же забыла о часах.
– Господин Кубрик писал сценарий на тему то ли искусственного интеллекта, то ли путешествий во времени, подробностей я сейчас уже не помню. Курт не отвечал на письма режиссера, а тот, живя в Лондоне, отказывался ехать сюда! Встретиться этим двоим было просто не суждено.
– Курт Гёдель в титрах научно-фантастического фильма! У меня есть друг, которого подобная история привела бы в совершеннейший восторг. Картина «2001 год: Космическая одиссея» превратилась для него в навязчивую идею. Хотя лично мне ни разу не удавалось досмотреть ее до конца.
Кончиком трости Адель раздавила окурок:
– Если я правильно поняла, вы никогда не смотрите титров в конце фильма. Кстати, о каком таком друге вы мне сейчас говорили?
34. 5 декабря 1947 года. Да поможет мне Бог!
Настоящим я клятвенно заявляю, что абсолютно и полностью отрекаюсь от верности и преданности любому иностранному монарху, властителю, государству или суверенной власти, подданным или гражданином которых я являлся до этого дня; что буду поддерживать и защищать Конституцию и законы Соединенных Штатов от всех врагов внешних и внутренних; […] Да поможет мне Бог!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу