Янник Гранек - Богиня маленьких побед

– Некий Генцен пытался очернить Курта, но все же не стал подвергать сомнению его теоремы. Они все по-прежнему тянутся к Гилберту, будто к груди собственной матери. Исследования Тьюринга должны его заинтересовать.

– Все, что он читает, строго ограничивается и дозируется. На сегодняшний день врачи рекомендуют не давать ему ни книг, ни бумаги, ни ручки.

– Вот идиоты! Не давать Гёделю работать – то же самое, что перекрыть ему кислород.

Исходя из собственного опыта, я вполне могла с ним согласиться: работа для Курта была, с одной стороны, якорем, с другой – спасательным кругом. Я обернулась посмотреть не возвратился ли Рудольф. Моргенстерн внушал мне доверие; Курт нуждался в преданных друзьях.

– Мы заключили небольшую сделку. Я тайком приношу ему материалы, если он набирает вес, и забираю эти столь дорогие его сердцу игрушки, если вновь перестает за собой следить. Подобный подход может показаться варварством, но по-другому нельзя. Он больше не выдерживал принудительного питания и совершенно одурел от медикаментов. Теперь нужно создать впечатление, что он полностью владеет собой, он этого заслуживает.

– А Рудольф в курсе?

– Он закрывает на это глаза. Успехи, которые делает брат, приносят ему успокоение.

– Он, стало быть, работает? Ну, наконец-то, хоть одна хорошая новость! А он не говорил над чем?

Не похоже, чтобы за его вопросом скрывалось высокомерие, ведь от роли цыпочки я возвысилась до ипостаси сиделки. Эти несколько дополнительных очков не могли мне не понравиться, хотя я заслуживала и более официального титула. Тем не менее меня охватила нерешительность. До какой степени на него можно положиться? Курт все уши мне прожужжал, рассказывая о зависти со стороны собратьев.

– Я слышала, как он говорил о какой-то первой проблеме.

– О программе Гилберта? О континуум-гипотезе Кантора? Он все еще пытается ее доказать?

– Этого я вам сказать не могу.

– Ну конечно. Первая проблема Гилберта. Курт поделился своими амбициями во время одной из лекций в Принстоне. Сам выбор направления его научного поиска представляется мне… Ой, простите, я слишком увлекся. Вот и Рудольф, пойду попрощаюсь с Куртом и передам вам эстафету.

Я схватила его за рукав:

– Господин Моргенстерн! Что представляет собой эта программа Гилберта, и чего я должна опасаться?

– Это слишком сложно.

– Я знаю Курта давно, но до сих пор мало что понимаю из его слов.

– Программа Гилберта представляет собой что-то вроде списка заданий, которые должны выполнить математики XX века. Перечень вопросов, нуждающихся в решении для обобщения целого ряда направлений математики. На один из них Курт ответил своей теоремой о неполноте.

– Что же в этом страшного?

– Из заявленных двадцати трех проблем открытыми остаются по меньшей мере семнадцать. Курт как раз доказал, что некоторые решения нам недоступны. Но вот какие конкретно…

– Пытаясь это выяснить, можно впустую потратить всю жизнь?

– Если во всем мире и есть человек, способный ответить на этот вопрос, стоящий в программе первым, то это он!

– А другие?

– Для этого им и десяти жизней не хватило бы. Я вообще сомневаюсь, что это когда-либо произойдет.

– И эта мысль ему не дает покоя?

– Да нет, что вы! В путешествии наш друг любит не столько пункт назначения, сколько сам процесс. Вы сделали правильный выбор, фройляйн Поркерт.

Он уступил место Рудольфу, который рухнул в негостеприимное кресло, рискуя сломать себе спину.

– Сиделка, похоже, с трудом сдерживается, чтобы его не задушить.

– Не переживайте, у него в жизни еще будут ясные дни.

Брат Курта погрузился в чтение газеты, разволновался, тихо про себя выругался и потряс номером от 23 июня.

– Вы только послушайте, что этот гнусный «Доктор Австриакус» написал в издании «Ярче будущее» [33]. Ему даже не хватает смелости подписывать все это дерьмо собственным именем.

Он тихо пересказал статью. Я склонилась над ним, пытаясь уловить ее суть.

– «Еврей – прирожденный противник метафизики, в философии он любит логицизм, математичность, формальный подход и позитивизм, то есть те качества, которыми в избытке обладал Шлик [34]. Будем надеяться, что жуткое убийство этого человека, совершенное в Венском университете, поможет быстрее найти удовлетворительное решение еврейского вопроса».

Рудольф швырнул газету в корзину.

– Мерзость! Курт этого не вынесет.

Новость о том, что Морица Шлика на ступенях университетской лестницы убил студент-антисемит, я переварила с трудом. Шлик, философ, основатель и член Кружка позитивистов, для Курта был не просто учителем, а другом и почти даже родственником. Как он справится с этой новой потерей, которая постигла его вскоре после смерти Хана?