Янник Гранек - Богиня маленьких побед

– Это не сеанс. Воспринимайте всепроисходящее как обыкновенный разговор.

Я прижимала к животу сумку. Курт изо всех сил старался не смотреть в мою сторону. Мы не привыкли изливать душу чужим людям, в особенности если были с ними знакомы. Поначалу прийти на консультацию показалось мне хорошей идеей. Но в этом странном кабинете, где восседал еще более странный хозяин, меня охватило дикое желание бежать отсюда без оглядки.

Курт с трудом приходил в себя после больницы. Последний кризис в точности повторял бы собой все предыдущие, если бы не одно «но» – после выписки муж не желал есть ничего приготовленного моими руками. Мы зашли в тупик. Он мне не доверял. Мы жили как два совершенно чужих человека, увязшие в смертоносной тиши непонимания и злобы.

Альберт, прекрасно осведомленный о наших семейных неурядицах, тактично посоветовал обратиться к психоаналитику: Чарльзу Р. Халбеку, одному из его многочисленных протеже. Курт, как это часто бывало, воспользовался советом старшего товарища. Халбек, которого на самом деле звали Рихард Хюльзенбек, был немецким эмигрантом первой волны, получившим визу при посредничестве герра Эйнштейна, всегда готового прийти на помощь. Альберт описал нам его как чудаковатого сумасброда: слегка чокнутого художника, но при этом весьма компетентного психиатра. Лично мне фантазии и наука казались несовместимыми; чаще всего люди предпочитают говорить на темы, которыми совершенно не владеют.

Стены его кабинета задыхались от бремени коллекции произведений искусства. Абстрактные коллажи и внушительных размеров холсты, изображавшие тяжелые, мрачные сцены, оспаривали жизненное пространство у гримасничающего собрания ликов – карнавальных, африканских и японских театральных масок. Мое внимание привлекла небольшая акварель, выполненная в более традиционной манере. Присмотревшись поближе, я вздрогнула: на картине был изображен чахлый ангел с полыхавшими в огне ногами.

– Вам нравится Уильям Блейк, Адель?

Я с сомнением покачала головой. Что мог сделать для нас этот сумасшедший? Неужели обыкновенная беседа с ним в состоянии спасти нашу семью от кораблекрушения?

– Курт, я чувствую, что вы напряжены.

Муж вздрогнул, не ожидая со стороны психиатра такого кавалерийского наскока.

– Вам бы надо просветить меня касательно ваших методов, доктор Халбек. К какой школе вы принадлежите? Я обладаю некоторыми познаниями в деле лечения умственных расстройств.

– Я не поклонник Фрейда. Самое большее – Юнга. И не вписываюсь в привычные схемы. Если уж определять меня кому-то в ученики, то скорее к Бинсвангеру, психоневропатологу, который отказался от традиционного венского психоанализа и разработал собственный, так называемый «Дазайнзанализ» [105].

– Что же подразумевается под этим «Дазайнзанализом»?

– Я здесь не для того, чтобы читать лекции.

Супруг снова стал разглядывать стены. Зная его, я понимала, что он не преминет в подробностях изучить окружение, которое дало бы этому Халбеку хоть какую-то характеристику. В окружении жуткой коллекции медицинские дипломы и награды хирурга военно-морского флота как-то не воспринимались всерьез. Я все спрашивала себя, чем были все эти маски: привезенными из различных поездок сувенирами или трофеями психиатрической войны – слепками с лиц его пациентов. Как бы там ни было, моей головы ему заполучить не удастся.

– Снимите пальто, Курт. Без него вам будет удобнее.

Муж не двинулся с места. Он вцепился в свое пальто, как новобрачная в ночную рубашку. За несколько мгновений до этого я машинально села на диван и неподвижно застыла, не осмеливаясь откинуться на спинку. Холодная кожаная скамья с хромированными ножками показалась мне малопригодной для доверительных бесед. Курту, чтобы не касаться меня, пришлось опуститься в кресло, обитое длинным рыжим мехом. В этом гигантском женском половом органе он утонул без остатка. Психиатр трижды обошел кабинет, после чего сел и положил на колени небольшой барабан [106]. Халбек напоминал немецкого дога, симпатичного, но опасного. Я все ждала, когда он задерет ногу и пописает на свое кресло. Однако ничего подобного не случилось, и психиатр, за неимением лучшего, сокрушил нас громоподобной серенадой.