Наталья Горская - Власть нулей. Том 2

– Может тебе всё-таки в Вологду вернуться?

– Э-э нет, Самосадов, мне здесь нравится. Здесь с ранней весны соловьи поют, а летом прямо на улице цветёт жасмин и шиповник… И вообще не мешай мне жить. Я теперь женщина свободная, ты мне не указ. С кем хочу, с тем и вожусь.

Рудольф Леонидович даже подумал: «А не взять ли её в Москву вместо Виолетты. А Виолетту куда же? Она уже в Москве… Ох, чёртовы бабы, без вас прожить бы кабы!».

На следующий день он собирался тихо улизнуть с обеда в Петербург, чтобы там сразу сесть на московский поезд, но от Мэрии ему всё-таки устроили небольшую «отвальную». Даже корова Роза пришла в последний раз под его окна и печально смотрела в них своими бездонными глазищами. Рудольф Леонидович под конец даже растрогался, что эти люди, которых он в какой-то степени все эти годы считал чужими, так его провожают. Вдруг часто заморгал, разгоняя по поверхности глаз нахально навернувшуюся откуда-то слезу. Убил бы того, кто это заметил бы, поэтому все сделали вид, что ничего не заметили.

Мэр уехал, но хорошая дорога на Мировом проспекте осталась. По бокам её тоже установили какие-то знаки и ограждение, где дорога проходила над крутым склоном к реке – не хуже, чем на Лесном. Правда, вскоре местные богатыри, которые развлечения ради желают курочить и ломать всё, что только подвернётся на их петляющем пути, и прикладывают невиданную силу куда угодно, но только не на облагораживание своего же города, погнули это ограждение, а знаки и вовсе оторвали. Должно быть, вложили весь не вымещенный гнев на такие же, но недосягаемые для их пакостей предметы на Лесном проспекте. И всегда на такие случаи готово бубнящее оправдание, что никто не направил их силушку в нужном направлении, а сами они не знают, куда её девать, вот и «разгулялись». Но асфальт всё же остался. Чёрный, красивый, как антрацит! Правда, со временем местами он стал пятнистым как жираф из-за расплющенных там и сям колёсами машин сплюнутых жвачек, но это мелочь в сравнении с тем, сколько лет мы ждали эту дорогу.

Её очень удобно расширили, так что места теперь хватает и машинам, и пешеходам. Для этого перенесли обе канавы, выкопали новые. Канавы сначала были чистые, красивые, но уже через месяц они наполнились мусором до краёв, где иногда мирно посапывал кто-то не нашедший в себе сил дойти до дома после героической схватки с зелёным змием.

С новой дорогой так и не смогла примириться Степанида Андреевна. Она даже зареклась ходить по асфальту, предала его чёрную сущность Анафеме, поплевав при этом на него троекратно, как на Сатану:

– Вот будут теперь, как пронститутки, каблуками стучать день и ночь! А ворьё какое-нибудь станет ездить на машинах своих туды-сюды. Энти цок-цок-цок, как коровы подкованные, а те и – вжик-вжик-вжик на машинах своих ворованных. А я всю жизню честно отработала, но у меня нет денег ни на каблуки ваши, ни на машины! Мы босиком по грязи тут ходили, а эти сволочи теперь тута цок-цок да вжик-вжик… Тьфу на вас на всех! Будьте вы все трижды прокляты!..

Но её ворчание не могло омрачить общую радость, что такой важный для сообщения всех частей города Мировой проспект оделся в асфальт. Такая красотища, что иногда невольно останавливаешься и любуешься! Вон и дед Рожнов тоже на той стороне проспекта стоит:

– «Что ты жадно глядишь на дорогу в стороне от весёлых подруг?» – приветствует он меня словами Некрасова. – Красота, да?

– Ага!

– Хорошо-то как!

– Хорошо.

– Жаль, что умирать скоро. Так бы ещё пожить, на такую красоту полюбоваться… И ведь умирать не хочется, когда тут такая красота.

– Да.

– А ведь уже скоро умирать, жизнь-то прошла, – смеётся дед и мотает головой: – И не хочется…

Расстояния между районами города сократились. По дороге до станции стало возможно дойти за полчаса и даже за двадцать минут, если быстрым шагом, а раньше на это уходило не менее часа. Идёшь по асфальту и чувствуешь такую лёгкость, что ноги не вязнут в грязи, что не надо куда-то отскакивать в сторону, когда мимо проезжает машина. Надо бы купить новое пальто, а то нельзя по красивой улице с асфальтом ходить чёрт-те в чём замызганном въедливой грязью, царившей тут ещё совсем недавно. Да, а ещё бы трезвого кавалера в хорошем костюме и при галстуке, как любит говорить наша Вероника, но с этим товаром сложнее.

– Вот и ходють теперь, вот и шастають туда-сюда.

– Здрасте, Глеб Гермогенович, – здороваюсь с ещё одним нашим неизлечимым ворчуном.

– Здорово, коль не шутишь, – слышу в ответ. – Слышала, нашу Степаниду в больницу увезли?