Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. Повести и рассказы

— Вам Поденщикова пора сменить, — сказал я ему. — Ваше время.

— Хорошо, хорошо, — совсем не по-воински ответил он и встал. — Я и не заметил, как время прошло, еще совсем почти светло, — добавил он, пряча фотоснимок в нагрудный карман и беря прислоненную к сосне винтовку. Потом вдруг, видно заметив мой взгляд, он вынул снимок из кармана и показал мне.

— Это моя жена. Снимок не очень-то удачный, так она считает. Но другого не было, а сниматься уже было некогда.

— Симпатичная, — сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Конечно, симпатичная. Очень хорошая. Мне просто повезло.

— А мне вот не везет с женщинами, — сказал я. — Не могу найти свой идеал. Одна мне, правда, очень нравилась, но она вышла за одного дурака. То есть он не дурак, а просто несимпатичный парень.

— Ну, вы еще молоды. У вас все впереди. Вернетесь домой, познакомитесь с хорошей девушкой, женитесь на ней.

— Надо еще вернуться.

— Я уверен, что у вас все в жизни еще наладится, — успокаивающе сказал он. — А вот Поденщикова мне немножко жалко, знаете. Хороший человек, но одинокий, неустроенный. Он, видно, уже навсегда бобылем останется. Таким людям, наверно, тяжело на войне.

— Почему это? Наоборот, спокойнее.

— Нет, что вы! Он терпит лишения, подвергается опасности и знает, что, когда он вернется с войны, его никто не встретит. Вам легче: у вас еще все впереди. И мне легче: я знаю, что меня ждут.

— Какая сегодня погода холодная, — сказал я. — Хорошо еще, что дождя нет. В этом нам пока что везет... Надо вам все-таки идти Поденщикова сменить. Я бы за вас отстоял, да он порядок любит, сами знаете.

— Порядок любит, а по ночам чуть ли не до утра на посту стоит, нас не будит. Добрый он человек, только неустроенный. Вернусь домой — приглашу его в гости, пусть у нас поживет. Сына ему покажу, вспомним озеро это, бочки эти... Но действительно, надо мне идти сменять его.

Ночь прошла спокойно. Поденщиков опять простоял на посту до самого утра и на этот раз поднял не меня, а Абросимова. Я проснулся сам, сбегал к озеру, умылся. Вода была холодна и мутна, видно, ночью дул сильный ветер. К берегу пригнало несколько бревен и досок, они застряли в камыше и тихо покачивались. Вид у них был такой мирный, будто война кончилась и они специально приплыли сказать мне об этом. У одного бревна на срезе была намалевана дегтем рожица — верно, ребятишки где-то баловались, еще до войны. Эта круглая рожица с круглыми глазами то уходила в воду, то выныривала и хитро поглядывала на меня. Я долго смотрел на эти доски и бревна, и мне все больше хотелось сделать из них плот и съездить на нем на затонувший лихтер.

Когда я вернулся к шалашу, Поденщиков уже проснулся. Очевидно, ему просто не спалось. Вид у него был хмурый. Он лежал перед костром, уткнувшись в свой атлас. Атлас был раскрыт на совершенно синей странице: всю страницу занимал океан, и только несколько темных точек виднелось на синеве — острова. Наверно, коралловые атоллы, решил я. Мы проходили это в школе. Круглые острова с дыркой посредине, как бублики. Там растет несколько пальм, а корабли там не останавливаются, им там нечего делать.

— Что ж вы не спите? — спросил я.

— Не спится чего-то. Ешь похлебку. И сахар догрызай — сегодня нас сменят.

Я вдоволь наелся и сказал Поденщикову:

— Можно, я на лихтер съезжу? Из бревен плот сделаю и съезжу. Посмотрю, зачем им туда лезть понадобилось.

Я думал, он ответит, что нечего заниматься ерундой, и даже обругает, но он почему-то согласился.

— Езжай, — вяло сказал он. — Посмотри. А плавать умеешь?

— Ясно, умею. Только я плавать не собираюсь, я крепко плот сделаю.

— Идем помогу.

Мы спустились к воде, я снял сапоги, гимнастерку и брюки и, засучив кальсоны, вошел в воду. Поденщиков срезал с прибрежного куста несколько гибких веток и в сапогах тоже вошел в воду. Я подогнал к нему бревна и доски, и он ветками привязал две доски к двум бревнам. Получилось вроде буквы Н. Потом я подобрал себе весло — легкую длинную досочку. Встав на плот, я попробовал грести. Получалось неплохо. Только ногам от сырых досок было холодно. Я сбегал на берег, взял сапоги и обулся, балансируя на своем плоту.

— Отчаливаю! — крикнул я Поденщикову.

— Только долго, смотри, не валандайся! И не опрокинься, гляди! В такой воде судорога сразу схватит, не выплывешь.

— Не, ничего, — ответил я. — Плот — что надо!

Я не спеша греб к корме лихтера. Мне было легко и свободно, плот хорошо слушался меня и сидел над водой так низко, что казалось — он тут ни при чем, а это я сам иду по озеру. Как Иисус Христос. Бабушка, когда я был маленький, читала мне, как он шагал по озеру, только я не мог понять, для чего это было ему нужно. Тогда, в детстве, я немножко верил в бога — пока жива была бабушка. Бог умер вместе с бабушкой, а я попал в детдом.