Михал Русинек - Непотерянный рай

— Смотри, Анджей! Я купила помаду. Ты не сердишься, что я на такие глупости трачу деньги?

— Ну стоит ли об этом говорить? Ты становишься самостоятельной. Только я никак не пойму, почему ты не берешь денег?

— Мне неловко. Но когда надо будет, возьму, мы ведь почти всегда вместе.

Они шли по улице Фоша, потом пересекли главную артерию города и вскоре оказались у берега моря на бульваре Круазетт. Вид открылся ошеломляющий. Бухта была идеальной полукруглой формы, восточный и западный мысы уходили далеко в море. Голубые волны омывали золотой полумесяц пляжа, сверкающий под южным солнцем. Цветники, пальмы и экзотические деревья тянулись вдоль бульвара. От моря, неба и зелени веяло водой, ветром, йодом, хотелось полными легкими вдохнуть в себя как можно больше живительного воздуха.

— Я не представляла, что Средиземное море такое красивое. В Венеции совсем не было моря, только каналы и лагуна.

— В Канн приезжают отдыхать. В Венецию — чтобы посмотреть памятники архитектуры, старинную живопись.

— На Лидо пляж был пуст, а здесь, посмотри, зонтики и полно народу. Не купаются, но уже загорают. Не верится, что сейчас февраль. Когда я садилась в поезд, в Варшаве еще был мороз, больше десяти градусов.

— Ты что загрустила?

— Я никак не могу разобраться в своих чувствах: и радость, и восторг, и возмущение, и зависть, все вместе.

— Почему зависть?

— Потому что, глядя на все вокруг, я чувствую себя бедной родственницей, тут полно элегантных баб в шикарных платьях, каких-то типов, развалившихся под зонтиками. Они бегут из своих стран, где, наверное, тоже холодно, как и у нас, и здесь возлежат на пляжах и развлекаются.

— Если бы только здесь! Они шатаются по всему свету. Но почему ты вдруг об этом заговорила?

— Я знаю, что наш приезд сюда стоил тебе огромных усилий. На такое можно решиться только раз в жизни. Иногда я даже думаю, что так долго путешествовать — просто святотатство.

— Эва, ты преувеличиваешь.

— Нет, я счастлива, но мне стыдно, что я разоряю тебя. — Она почти плакала.

— Эва, милая, успокойся! Мы живем очень скромно и экономно, по-студенчески. Улыбнись, смотри — вот и фестивальный дворец.

На нескольких десятках мачт, установленных перед желтым зданием, где проходят фестивали, реяли государственные флаги. С левой и правой стороны высились огромные щиты с фотографиями модных певцов и певиц разных национальностей и многоэтажные рекламы фирм, выпускающих пластинки и кассеты с развлекательной музыкой.

Перед дворцом колыхалась толпа зевак, через которую надо было прорываться. Входящих гостей приветствовали застывшими улыбками стюардессы в красных, плотно облегающих фигуру униформах. Улыбки не сходили с их лиц, словно они не обслуживающий персонал фестиваля, а балет-ревю.

Необычайный шум и движение царили вокруг столиков, фото- и информационных кабин. Шла регистрация участников. Агентам многочисленных фирм вручались памятные папки для них и их шефов. В фотокабинах неустанно штамповали портреты менеджеров фирм, перепечатывали ранее полученные фотографии и тут же расклеивали на стенах огромного холла. Старые и молодые, черные и рыжие, поседевшие, а чаще полысевшие короли поп-музыки — все, на кого должны молиться дебютантки, смотрели с портретов. У каждого портрета внизу жирным шрифтом набрана фамилия, что должно было облегчить поиски самого оригинала.

Эва, оглушенная шумом и движением, вздрагивала, когда доносились названия музыкальных фирм:

— Дискос Каламбия. Мадрид.

— О Глобо. Рио-де-Жанейро.

— Билбод. Нью-Йорк.

Дружина стюардесс, словно футбольная команда, выстроившись стенкой, охраняла дворец. Подняться на этажи могли только имеющие входные билеты и участники фестиваля.

Перед стеной стюардесс, будто спортивный судья, с особым правом абсолютно на все, стоял элегантный Якуб Куня в черном костюме и подавал им знаки.

— Нижайше кланяюсь долгожданным соотечественникам на французской земле, — патетически понес он какую-то чушь. — Как вы себя чувствуете? Эва, я вижу, по-прежнему благоухает молодостью. Прошу вас.

Со стюардессами он был запанибрата, и те с улыбкой указали проход к лифту.

— Французы деловые люди, — ни на минуту не умолкал Якуб. — Этот фестиваль с каждым годом все разрастается. Они за короткий срок выстроили огромное здание позади дворца и теперь здесь около тысячи кабин и боксов. Наш этаж. Выходим.

Здесь стоял иной шум, чем внизу. Изо всех дверей длинного холла и коридора долетала приглушенная музыка.