Андрей Рубанов - Патриот

На пляже кое-где оставались люди, в темноте светились огоньки сигарет, и ветер доносил чей-то звучный женский голос, в отчаянии повторявший: «Я не могу поверить… О Иисус, я не могу в это поверить…» Знаев грустно подумал, что люди везде одинаковы: даже в самом комфортабельном и благоустроенном городе планеты найдут повод для слёз.

Но гудящий в темноте океан, едва Знаев к нему приблизился, поглотил все прочие звуки и всё внимание.

Холодная вода ударила в лицо, окатила грубо и весело, словно старый товарищ при встрече хлопнул по шее и к себе прижал.

Много сил ушло на то, чтобы перебраться через прибой, но ничего: на открытой воде всегда можно перевести дух. И, кстати, вспомнить, что океан человеку вовсе не товарищ, и кто это забывает – тот пропал.

Знаев впервые гонял ночью. Он не знал, насколько это красиво. При свете луны вода сверкала как серебро, а брызги переливались всеми цветами радуги. Когда водяной холм поднимал его выше – он видел лунную дорогу, уходящую в бесконечность, и берег, усыпанный разноцветными огнями.

По опыту он знал, что самый удачный заезд – первый, когда руки ещё не устали. Отплыл от берега, и первая же большая волна – твоя, не зевай, греби, вставай и лети по чёрной воде.

Хорошую сильную волну легко угадать – у неё есть гребень, белый, под луной как будто светящийся.

Волна ревёт прямо за спиной, как тысяча стальных паровозов. Спину и затылок сковывает холодом и одновременно жжёт огнём – это энергия в чистом виде, она преследует тебя, она беспощадна; но если ты не оскорбишь её и будешь достаточно ловок – она позволит тебе сыграть в игру.

Сухопутный человек, он катался посредственно, по русскому выражению – «раком-боком». Не умел делать поворотов и ни разу не смог проехаться в «трубе». Из каждых пяти попыток встать на доску удавалась одна-единственная. Из каждого часа, проведённого в океане, собственно скольжение по водяному склону занимало считанные мгновения. Но это были совершенно упоительные мгновения, и каждый удачный рывок он запоминал навсегда.

Прокатившись, долго лежал на доске, прижавшись щекой, опустив голову, расслабив шею и спину. Звёзды качались над головой, избыточно яркие. «Вот туда бы взвиться, – подумал Знаев. – В космос! Все мечты осуществил, а эту, самую детскую, не смог. Вернусь домой – попрошусь в отряд космонавтов. Предложу все деньги, что есть. Может, возьмут».

Вдруг он сообразил, что его постепенно относит от берега.

Очевидно, это был rip – отливное, или обратное, течение: неприятный феномен, самая частая причина гибели пляжных купальщиков. Обычно сухопутный человек, даже предупреждённый, мгновенно впадает в панику, когда вода подхватывает его и начинает уносить в открытое пространство; несчастный пытается выгрести, быстро выбивается из сил и тонет. Но Знаев не считал себя новичком и только покрепче ухватился за доску. Он видел, как на пляже в индонезийской Куте отбойная волна сбивала с ног и уносила взрослых мужчин, зашедших в воду едва по пояс. Все они отчаянно работали руками в попытках выбраться, хотя главное правило состояло в том, чтобы, наоборот, дать волне увлечь себя и расходовать силы только для того, чтобы держаться на поверхности; в сотне метров от берега любая такая волна обязательно ослабевала, и можно было – опять же, экономя силы, – отплыть в сторону и поймать противоположную, прибойную волну, которая с той же непреклонностью сама благополучно выносила пловца на сушу.

Наконец, если ты не просто пляжный олух, если у тебя есть доска, – шансы утонуть равны нулю.

Доска для катания выглядит несерьёзно. Но на большой воде и жалкий кусок прессованного пластика, и корабль в тысячу тонн подчиняются одним и тем же правилам мореходства, придуманным на заре человечества.

И первое из правил: для управления посудиной нужна твёрдая рука.

Берег отдалился уже на тысячу футов, и Знаев решил, что отбойная волна потеряла силу; пора было понемногу, безо всякой спешки, выгребать в сторону.

На доске не надо плыть. Доска – это тоже корабль, она сама донесёт тебя до порта приписки, надо лишь правильно перекладывать штурвал.

Цвет неба изменился, из фиолетово-чёрного сделался просто чёрным, и потемнело, появились облака; вместо луны и звёзд над головой повисла бархатная штора. Водяные горы перестали переливаться сиянием. Это случилось быстро и не понравилось Знаеву; хорошего понемногу, сказал он себе, прикинул ветер и направил доску по диагонали к берегу.