Александр Мелихов - Мои университеты. Сборник рассказов о юности

– О-о-о, с нашими чего только не делали… А уж домой привезти – плевое дело!

– Мне нужна книга об электродвигателях.

– И мне…

– В смысле?

– Хочу пылесос переделать, а то он у меня бензиновый…

– Так, а что с книгой?

– Все на руках. Могу предложить труды Теслы.

– Кого?

– А, ну тогда есть «Юный электрик». Принести?

– Есть что-нибудь автобиографическое?

– Я еще не писал. Надо?

– Я же про ученых.

– Я очень ученый…

– Даже не знаю, что вам ответить.

– Завтра приходите, покажу первые наброски…

– Наброски чего, простите?

– Чего-чего. Чего-нибудь автобиографического…

– Мне нужна книга, которая перевернет мою судьбу.

– Библию уже читали?

– Я вообще-то про бизнес.

– А-а-а-а. Вот кто, оказывается, судьбы переворачивает. Тогда могу предложить «Работы по теории относительности» Альберта Эйнштейна.

– Вам скучно? Издеваетесь?

– Не издеваюсь, но уже скучно. У Эйнштейна есть еще книга по теории управления яхтой, мне кажется, успешному бизнесмену это необходимо знать.

– Я пока начинающий.

– Ну, тогда вот: Адам Смит «Исследования о природе и причинах богатства народов».

– Она же написана в конце XVIII века?

– А думаете, что-то изменилось?

– Послушайте, мне срочно нужно что-то про теорию маркетинга.

– Теория рынка… сейчас посмотрю…

– Какого рынка? Вы вообще знаете, что такое маркетинг?

– Я? Нет. Подскажите!

– Это искусство стратегии воздействия на потребительский спрос.

– Где?

– На рынке! Ой…

– Ну вот, видите, я же говорил… Теория рынка. Только и до Рождества на рынке нужна была практика, а не теория! Латынь штука нужная…

– Кто?

– О своем я… Не обращайте внимания.

– А есть что-то про пирамиду Маслоу?

– Ну, что-то есть, наверное, но о пирамидах Хеопса и Хефрена более интересно написано…

– А это тоже про потребности?

– Да. Про вечные.

– А Маслоу?

– Фигня. Попытка оправдаться…

– Посоветуйте что-то легкое, но вразумительное.

– Про Алигьери слышали?

– Нет. Рекомендуете?

– У него есть одна вразумительная комедия. Я бы даже сказал, божественная.

– Современный автор?

– Более чем…

– Энергоносители есть?

– У меня? Есть. Бутерброды взял из дома.

– Смешно. Мне нужно что-то почитать, про нефть, солнечную энергию.

– Так про что конкретно?

– А что сейчас дороже?

– Время…

– Мне нужно что-то фундаментальное, чтобы уже больше ничего не читать…

– Откровения Иоанна Богослова…

– Нет, а что еще?

– «1984».

– А поновее?

– Есть Уголовный кодекс. Редакция этого года.

– У меня завтра экзамен, мне надо все выучить по-быстрому.

– Чего изволите? Скорочтение? Тренировки мозга? Компромат?

– А компромат тут при чем?

– Компроматом на некоторых профессоров являются их собственные книги и монографии. Кому сдаете?

– Послушайте, а есть краткое изложение… ээээ…

– Краткое изложение чего?

– Да, видимо, всего…

– Есть, конечно…

– Правда?

– Да. Вот, например, о Льве Толстом: 1828 – 1910…

Через полуоткрытое окно второго этажа в крошечную аудиторию проникали лучи беззастенчивого испанского солнца и тотчас отправлялись в свое увлекательное путешествие. Один из них беззаботно бродил по белой стене, с любопытством прикасался ко всем бугоркам и неровностям, с детской поспешностью увлекаясь все новыми и новыми островками.

Я сидела за одним из университетских столиков в аудитории, которая никому более не могла понадобиться в столь ранний час, и рассеянно слушала убаюкивающий голос Хулии, преподавателя старейшего испанского университета. Своим глухим теплым голосом, напоминающим колыхание моря, Хулия вещала о манускриптах, о документах, созданных еще до изобретения книгопечатания, о бумаге, на которой они были написаны. И на спокойном мудром лице лектора то и дело проскальзывала едва уловимая улыбка удовольствия. Было очевидно, что Хулия обожала свое дело. «Удивительно, – думалось мне, – есть же на свете люди, способные с таким самозабвением рассказывать о манускриптах в десять часов утра!» Своей преданностью делу Хулия мне определенно нравилась. Нужно заметить, что эти десять часов утра в испанской аудитории ощущались совсем не так, как десять часов в российской, и даже не как восемь, а скорее, как наших шесть или семь утра. Испанская жизнь достигает пика оживления в ночные часы, а в утренние замирает. В десять часов утра Испания спит.