Старшина и капрал удалились.
— Можете стать вольно, Сейс, — сказал Гуоткин.
Сейс стал «вольно». На желтом лице его было недоверчиво-подозрительное выражение.
— Хочу потолковать с вами по-серьезному, Сейс, — продолжал Гуоткин. — Как человек с человеком. Вы понимаете меня, Сейс?
Сейс буркнул что-то невнятное.
— Я вовсе не желаю постоянно вас наказывать, — произнес Гуоткин с расстановкой. — Поймите меня, Сейс. Мне это вовсе не по душе.
Сейс опять что-то буркнул. Навряд ли он поверил Гуоткину. А тот взволнованно подался всем корпусом вперед. В Гуоткине явно пробуждались глубинные залежи чувства. Он заговорил тем странно воркующим тоном, какой употреблял в телефонных разговорах.
— Вы же можете быть славным парнем, Сейс. Можете ведь.
Под буравящим взглядом Гуоткина Сейс тревожно завращал зрачками.
— Сердце ведь у вас хорошее, а, Сейс?
Все это начинало уже действовать на Сейса. Должен признаться, что и мне бы самому на месте Сейса был трудновыносим этот задушевный разговор. Бесконечно бы предпочтительней неделю пробыть под арестом. Сейс судорожно сглотнул.
— Вы же хороший — верно же? — напирал Гуоткин еще неотступнее, словно истекал уже для Сейса крайний срок раскрыть свою неожиданно хорошую душу и тем спасти ее.
— Да, сэр, — сказал Сейс чуть слышно. Пробубнил весьма неуверенно — не потому, чтобы внутренне сомневался в своих высоких качествах, но он, видимо, побаивался, как бы такое прямое признание не оказалось опасным, как бы еще работать не заставили.
— Ладно же, Сейс, — сказал Гуоткин. — Я вам поверю. Поверю, что вы славный парень. Вы ведь знаете, для чего все мы здесь.
Сейс молчал.
— Вы знаете ведь, для чего все мы здесь, Сейс, — повторил Гуоткин уже громче, и голос его слегка дрогнул от глубокого чувства. — Ну же, Сейс, знаете ведь.
— Не могу знать, сэр.
— Да ну же, Сейс.
— Не знаю, сэр.
— Да ну же, парень.
Сейс сделал могучее усилие.
— Чтоб влепить мне арест за провинность, — проговорил он горемычно.
Догадка была вполне резонной, но Гуоткина крайне огорчило такое отсутствие взаимопонимания.
— Нет-нет, — сказал он. — Я не спрашиваю, для чего мы сейчас собрались в канцелярии. Я спрашиваю, для чего нас собрали всех в армию. Вы, конечно же, знаете, Сейс. Нас собрали, чтобы защитить нашу страну. Чтобы отразить Гитлера. Вы ведь не хотите попасть под иго Гитлера. Не хотите же, Сейс?
Сейс опять глотнул растерянно.
— Не хочу, сэр, — согласился он без особой убежденности.
— Все мы, каждый из нас должен выполнить долг, — сказал Гуоткин, уже взволнованный донельзя. — Я не щажу сил на посту ротного командира. Мистер Дженкинс и другие офицеры роты не щадят сил. Сержанты и солдаты не щадят сил. Неужели вы один, Сейс, не выполните долга?
Сейс был уже взвинчен почти в той же мере, что Гуоткин. Он то и дело сглатывал слюну и диковато поводил глазами, как бы в поисках избавления.
— Будете впредь выполнять свой долг, Сейс?
Сейс яростно зашмыгал носом.
— Буду, сэр.
— Обещаете мне, Сейс?
— Обещаю, сэр.
— Значит, договорились, что вы славный парень?
— Да, сэр.
Сейс и вправду чуть не до слез растрогался от мысли, что такой он всегда был славный, а хоть бы кто догадался о том.
— Мне в полку всю дорогу шанса не дают, — выговорил он.
Гуоткин встал со стула.
— Давайте же пожмем друг другу руку, Сейс, — сказал он.
Гуоткин вышел из-за стола, протянул ладонь. Сейс принял ее опасливо, словно все еще ждал подвоха — скажем, что его электрическим током внезапно ударит или просто Гуоткин развернется с левой и врежет по уху. Но Гуоткин ограничился сердечным пожатием руки. Точно завершая спортивную встречу, он тряс Сейсу руку секунд десять. Затем вернулся за стол.
— Теперь позовем конвоиров, — сказал он, — так что станьте смирно, Сейс. Вот так. Попрошу вас, мистер Дженкинс.
Я открыл дверь, позвал. Старшина с капралом вошли, встали по бокам у Сейса.
— Подконвойный получил дисциплинарное замечание, — сказал Гуоткин командным голосом.
Услышав, что Сейс вышел сухим из воды, старшина не сумел скрыть досаду — сжал губы слегка. Он-то ожидал, что на этот раз дело дойдет до батальонного.
— Конвой с подконвойным — направо кругом — шагом марш — левое плечо вперед…
И они скрылись четко и отлаженно, как эстрадные комики по окончании номера — не хватало только музыкального аккомпанемента. Выходя последним в коридор, старшина Кадуолладер с привычной ловкостью закрыл за собой дверь, не останавливаясь и не оборачиваясь.
Читать дальше