Герберт Айзенрайх - Голубой чертополох романтизма

В проходной комнате, которую мастер в свое время, когда он был еще учеником, предоставил ему бесплатно, он чувствовал себя потерянно и неприкаянно, хотя комната была и меньше этой. Но там было куда темней: единственное окно, заклеенное разноцветной — под витражи — бумагой, выходило на лестницу. Кровать, стол, комод и умывальник — вот и вся обстановка. И голые стены, на которых взгляду не за что уцепиться. Здесь же чуть не до потолка, куда ни глянь — полным-полно всяких вещиц и безделушек, и среди них он чувствовал себя укрытым и защищенным со всех сторон, точно в коробочке с ватой или в шкатулке для драгоценностей.

Так что он не ведал, что творил, когда однажды вечером, сам не зная зачем, раздвинул портьеры и, облокотясь на подоконник, высунулся из окна. Возможно, сам того не сознавая, он хотел перехитрить ожидание, надеялся увидеть, как она подходит к дому, хотя утром она ясно сказала: «Сегодня у нас банкет, только-только на последний трамвай успею».

Улица была пустынна, ни один каблучок не выстукивал по брусчатке. Слева, в узком проеме между двумя рядами домов, по перекрестку прогремел трамвай, но он не успел заметить, сошел кто-нибудь или нет; грохот и перестук колес еще долго стихали вдали. Он взглянул направо, где обычно светилась вывеска кафе, но сейчас там было темно, видимо выходной. Опять посмотрел налево, окидывая взглядом всю улицу, — снова ничего, ни звука. Взгляд его бездумно уставился в пустоту, куда-то поверх теплиц садового хозяйства напротив — в черных скатах стеклянных крыш слабо мерцал свет уличного фонаря, — как вдруг в этой пустоте, на темном фасаде дома вспыхнул яркий желтый прямоугольник, и в прямоугольнике этом что-то двигалось. Трамваи в эту пору ходят через двадцать минут. Он решил дождаться следующего.

Женщина в окне через голову стягивала свитер; на мгновение голова застряла в воротнике, но вот она рывком высвободилась; непроизвольным движением пригладила волосы. Потом одна рука опустилась на талию и, расстегнув пуговицу или крючок, плавно двинулась еще ниже, видимо расстегивая молнию. С сортировочной станции донесся свисток тепловоза и вслед за ним, сразу, — металлический лязг вагонных буферов. Сортировочную было слышно только при южном ветре. Женщина в окне, качнув бедрами, стряхнула с себя юбку и перешагнула через нее — словно из воды вышла. Потом она нагнулась, выпрямилась снова, вдруг исчезла — и появилась опять, что-то держа на вытянутой руке, чулок наверно — она поднесла его к лампе и теперь рассматривала на свету. Она все время двигалась, то и дело исчезая из окна, как с экрана, но всякий раз ненадолго. Потом взметнулась комбинация и упала куда-то, то ли на кровать, то ли на стул, а может, и на пол. А потом — в тот момент, когда она медленно, почти лениво потянулась рукой за спину, к лопаткам, и одновременно отступила в глубь четырехугольника, — свет погас.

Из-за угла на улицу круто вырулил мопед, затарахтел, набирая ход, и умчался. Со стороны кафе важно прошествовали пять такс, а за ними художница — она перестроила мансарду над кафе под мастерскую и с тех пор так там и живет. Теперь он знал: глупо ждать ее так рано; закрыл окно, задернул занавески и включил радио. Допил пиво, оставшееся в бутылке со вчерашнего вечера. Намазал себе бутерброд, потом еще один. Газету он сегодня уже читал, но раскрыл снова, прочел теперь о новой постановке оперного театра, потом просмотрел брачные объявления и все остальное, что обычно пропускал. Повалялся на ее тахте; в ногах у него сидела Маузи в кокетливом шелковом платьице и черных лакированных туфельках.

На следующий день было жарко и душно, жара преследовала их повсюду: и в кино, и в трамвае на обратном пути. Дома она первым делом сорвала с себя платье, а потом уже пошла разогревать суп. Он же, вместо того чтобы задернуть гардины, настежь распахнул окно — все в комнате еще дышало полуденным зноем. Но, едва глянув на темный фасад дома напротив, он испугался и устыдился. Ему стало так стыдно, что он тотчас закрыл окно. Потом, однако, решил, что это смешно, в конце концов, — не сидеть же с закрытым окном из-за такой ерунды! А потому распахнул окно снова, облокотился на подоконник и совершенно сознательно стал смотреть именно в ту сторону, словно хотел силой взгляда вызвать женщину из темноты. Но окно не загоралось, свет в нем вспыхнул лишь на следующий вечер. Он, однако, побоялся выдать себя и не смотрел. Лишь вечер спустя, когда она устроилась на тахте с рукодельем, он подошел к окну — и в тот же миг окно напротив вспыхнуло. Женщина долго расстегивала блузку, потом все так же выскользнула из юбки, устало приложив ко лбу тыльную сторону ладони. Затем она исчезла, но немного погодя появилась снова: рука тянется за спину, все тело слегка выгнулось вперед — свет гаснет.