Джессика Броди - 52 причины моей ненависти к отцу (ЛП)

Это реальная жизнь.

А в реальной жизни в мгновение ока ничего не меняется.

Но откуда-то нужно начинать.

— Кое-чего я до сих пор не понимаю, — задумчиво начинаю я, устраиваясь на новом месте.

Мой отец поворачивается в мою сторону, в его глазах приглашение, а выражение лица располагает к себе.

— Чего же?

— Если все эти пятьдесят две работы преследовали цель помочь мне, зачем ты раскрыл меня прессе?

Глаза моего отца мрачнеют, и он склоняет голову.

— Я этого не делал, — тихо отвечает он.

— Еще как делал, — слышу, как спорю я. — Кэролайн сказала мне, что ты…

— Кэролайн больше не у дел.

— Что? — выдавливаю я. — Типа уволена?

— Да. Неделю назад она склоняла меня к идее оставить анонимную наводку в прессе, и я отказал ей. Я этого не одобрил. Но, видимо, она не согласилась с моим решением и прикинула, что я изменю свое мнение, как только увижу, как хорошо это сработало. Так что она решила действовать за моей спиной и сделать это в любом случае. И я ее уволил.

— Но, — возражаю я, пытаясь собрать воедино детали последних двадцатичетырех часов в своей голове, — я сегодня с ней разговаривала. Она направлялась в твой офис на какое-то собрание по стратегии действий.

— Так я попросил передать ей через своего ассистента, — поясняет отец. — Иначе она бы, скорее всего, не объявилась.

Могу только представить самодовольное лицо Кэролайн, когда немного ранее этим днем она неторопливо шла в кабинет моего отца. Такую довольную своими стараниями на работе. И думающую, что ее похлопают по головке, может, даже повысят, а вместо этого увольняют.

Из меня вырывается тихий смешок. И я не могу удержать чудесную улыбку, что появляется на моем лице, пока думаю об этом.

Кэролайн. Уволена. Ее больше нет.

Мой отец. На моей стороне. Заступается за меня.

В это почти трудно поверить.

— Кстати, по поводу этих работ, — говорит мой отец, роясь в кармане пиджака и доставая оттуда тонкий белый конверт, — хотел вручить тебе вот это. Я попросил Брюса подготовить его этим утром.

Я беру его с любопытством, открываю и достаю содержимое, затем тупо пялюсь на маленький, прямоугольный кусочек бумаги в своих руках.

На кусочек бумаги, стоящий двадцать пять миллионов долларов.

Именно так я всегда представляла свой чек из трастового фонда. Мое имя написано черными жирным шрифтом. В нижнем правом углу значится печально известная подпись моего отца. И, конечно же, эта длинная строка красивых, четких, идеально круглых нулей.

Поднимаю на отца недоуменный взгляд.

— Но у меня все еще осталось тридцать две с половиной работы.

Мой отец радушно посмеивается.

— О, думаю, к этому времени ты его уже заслужила, — говорит он.

Перевожу глаза на чек в руках, чувствуя гладкую бумагу между пальцами.

Я мечтала об этом моменте, сколько себя помню. Точнее, с тех пор как начала понимать значение термина «трастовый фонд». И в каждом из этих мечтаний простой листок бумаги всегда казался источником всей моей радости, всего моего счастья, всего моего чувства свободы. Я представляла, как получу конверт, прямо как этот, разверну его, открою и вытащу прекрасную бумажку в замедленной съемке. Представляла, как буду держать его в своих руках, гладить его, пробегать пальцами по его поверхности, удивляясь тому, насколько он прекрасен, каким значимым он ощущается и каким обещающим является его содержимое.

Но ни разу, ни в одном из этих мечтаний я не представляла, что буду качать головой, засовывая чек обратно в конверт, и что передам его человеку, который мне его же и вручил.

Никогда не представляла, как буду возвращать его.

Но все-таки именно это я сейчас и делаю.

— Нет, — говорю я отцу. — Не заслужила. По крайне мере, пока что.

Он любопытно смотрит вниз на возращенный подарок.

— Конечно заслужила. Ты превысила все мои ожидания.

— Даже если это и так, — говорю я, пожимая плечами, — то я еще не превысила свои.

Я протягиваю к нему руку и стучу по обратной части конверта.

— Не возражаешь придержать его у себя на следующие тридцать две с половиной недели?

— Конечно не возражаю, — начинает он, запутавшись в моих намерениях, что кажется очаровательным. — Но не совсем уверен, что понимаю.

Я ласково улыбаюсь отцу.

— Может, ты и понял, что хочешь делать со своей жизнью, но я до сих пор не имею малейшего понятия насчет своей. Если я возьму деньги сейчас, то мне будет сложно прикинуть, на что их потратить в первую очередь. — Делаю протяжный, счастливый выдох. — Кажется, мне понадобятся все пятьдесят две недели, чтобы в этом разобраться.