Александра Николаенко - Светофор, шушера и другие граждане

Так, покойный профессор Краепятов вступил в мастерскую, а котяра выпал с верхней полки распахнутого настежь холодильника.

Потому что у Курочкина был абсолютно пустой холодильник и он хранил его распахнутым, из соображения экономии электричества. И Брюля жил в холодильнике, как у Христа за пазухой. Так, при появлении в мастерской покойного Брюля выпрыгнул из распахнутого холодильника и удалился в щели, между составленных заготовок надгробий и памятных стел.

И там Брюля растворился, как не бывал, а усопший, очень недовольный, как и бывал все последнее время, при жизни, решительно вошел в мастерскую, и Курочкин И. А. позеленел.

(Вы бы, наверное, тоже… на его месте.)

Тем временем зловещий профессор, громко шелкая начищенными ботинками, стремительно прошел к длинному столу мастера, где, меж прочими заготовками, завернутыми во влажную холстину (серая глина), грязными тарелками и стаканами, была установлена его голова, и, даже не сочтя нужным поздороваться с позеленелым хозяином, с недовольством стал, выкатив мутные глаза в свой портрет.

Усопший молчал, и в этом гробовом молчании, с тоской вглядываясь в суровое, восковое лицо покойного, Курочкин к своему стыду понял, что уже полностью готовый, отполированный бюст Краепятова не имеет ничего общего со своим хозяином. Честно признаться, Курочкин не особенно-то и старался со сходством. На стеллажах у него хранились, также прикрытые тряпочками, уже готовые отказные бюсты, и он этих готовых «отказников» сверял с фото новых заказчиков и (сами понимаете) перепродавал…

Юлил немного, да (кто из нас без греха), но родственники оставались довольны, так же, как мастер, находя в чужих покойниках сходство со своими.

Немного придя в себя, Курочкин засуетился. Он вскочил с табурета и, даже опрокинув его, хотел протянуть усопшему для знакомства руку, но тут же смущенно отдернул ее, не найдя в лице натурщика ответного желания познакомиться.

Тогда Курочкин засуетился еще больше и, еще больше смущаясь, предложил гостю чаю с баранками.

Но тот, поведя шерстяной серебряной бровью над ржавой раковиной и грязной плитой, по которой ползали рыжеусые длинные прусаки, холодно покачал головой и указал скульптору обратно, на табуретку. Тот, покорно согнувшись, дрожащими руками восстановил мебель и, с этим движением полностью лишившись бодрости и воли, робкий и зеленый (гораздо зеленее и робче покойного), опустился напротив профессора.

– Неплохо, – вдруг произнес покойный в звенящей тишине, и эти слова пролились бальзамом в оробевшую перед полтергейстом душу окаменевшего мастера.

– Однако… – Тут покойный профессор вытянул из рукава пиджака белую восковую руку и пальцами красноречиво провел у себя в бороде. Вместе с этим задумчивым жестом гостя Курочкин с зябким страхом заметил, что у покойного, в самом деле, есть борода… А у бюста ее, оказывается, нет.

«Нет бороды! Мышь пучеглазая! Как же я мог так опростоволоситься?» – покрываясь рыбьим потом, сообразил мастер ПБ, одновременно припоминая, что у него была где-то на стеллажах похожая на покойного «отказная», почти лицо в лицо, и даже с бородой.

– Однако! Хм… – повторил покойный, протягивая руки к своему бюсту и медленно поворачивая его по часовой стрелке. – Где же у меня борода? Я, знаете ли, ношу бороду двадцать пять лет, и с ней меня знают. Я боюсь, без бороды меня не узнают. Там. – Тут усопший указал мастеру пальцем вверх, и Курочкин съежился. – Вы не находите? – И мертвец уставился поверх своего бюста на мастера и застучал по столешнице костяшками.

Курочкин привык к критике. Недаром у него на стеллажах скопилось столько «отказников» и был совершенно пуст его холодильник. И его кошелек.

И он от критики даже опять чуть взбодрился и издал горлом какой-то возразительный, мышиный писк.

– Но, в общем, ничего. Ничего, – согласился с писком покойный. – В целом… (Тут на душу Курочкина опять пролился бальзам, и он воспрял), – однако…

Мне бы не хотелось все же являться без бороды. (С этими словами профессор вдруг оторвал бороду со своего лица и, бросив ее рядом на стол, исподлобья взглянул на мастера.)

– По-моему, мне без бороды как-то несолидно. Кажется, мне это не идет.

– А мне вы без бороды кажетесь посвежевшим, – рискнув возразить, пролепетал скульптор.

– А-ха-ха! – внезапно расхохотался мертвец, ощупывая пальцами свой подбородок. – Возможно. Я не возражаю, да. Посвежевшим. Помолодевшим. Да, замечательно… (На этих словах профессора Курочкин освежился и помолодел вместе с усопшим, сказав себе, что, оказывается, гость не так уж и страшен, как ему сперва показалось, и даже, кажется, дружелюбно настроен, и Курочкин даже позволил себе слабо улыбнуться заказчику…)