Александра Николаенко - Светофор, шушера и другие граждане

Так что ей приходилось видеть мужа не только по вечерам и на торжественных открытиях памятников, но и вздрагивать при виде его пятачка в плазменном экране собственной спальни.

Так что, сами понимаете, очень скоро этот муж надоел худой желтоглазой ведьме до зубовного скрежета.

Если бы у них были дети (хотя бы мальчик или хотя бы девочка), быть может, она отвлеклась бы на них и осталась, как все нормальные женщины. Дома.

Но детей у них не было. Депутат ей попался не первой свежести, с запущенной простатой, таскался по командировкам и кабакам.

Она же была еще молода (35 лет) и прекрасна.

У нее был острый нос с точеной горбинкой. И стиль. И этим стилем она губила мужчин. Порабощала мужчин. Укладывала их себе под ноги штабелями. Затем она топтала уложенные штабели каблуками.

Она пила сухой вермут, за столиком «МАРЕ АЗЗУР» стуча в бокале кристаллами льда.

И прикрывала лицо от вспышек фотографических камер длинными тонкими пальцами.

А впрочем, ей все это нравилось. У нее был резкий, раздражающий смех, черные губы и волосы цвета синего вороного крыла.

Ведьму нельзя полюбить.

Ее можно желать. Сходить с ума. Закручиваться в канат и пытаться (одновременно) карабкаться по нему вверх.

Прыгать за ней в окно. Сворачиваться под дверью калачиком. Продать за нее черту душу…

Вот только где они, черти? Эй, черти! Кому бы душу продать?

Нет никого. Некому стало продавать душу.

Некому. Не модно.

Нет сегодня спроса на души. Только на встроенную сантехнику, керамоплазмит и аксессуары.

Кому они сегодня вообще нужны, в самом деле? На рынке этих душ миллионы. Переизбыток.

Матрица.

Пусть себе висят и качаются.

Сходите на рождественскую распродажу. Там продают души со скидкой. Вечно какие-то 99-процентные скидки и акции.

Секонд-хенд, лежалый товар. Кофточки. Платьица. Шубочки.

Стыдно даже заходить в магазин.

– Где же ты, Азазель?

– Да ну вас, надоели! Идите все к черту…

Ну, тогда можно попробовать отдать за нее душу так. Даром.

Кто отдаст за ведьму душу даром?

Ну?

Нет никого.

Однако все-таки был у этой желтоглазой ведьмы один такой клоун.

Мальчик официант с подносиком.

Конечно, не из «МАРЕ АЗУР». Куда там.

Так, из залеталовок.

Из «Чебуречной» у метро Баррикадная.

И писал ей стихи.

И она залетала за ним иногда в «Чебуречную». А чаще она залетала к нему просто в сны.

Дышала, так сказать, на этого мальчика «духами и туманами». И как это полагается у ведьм, наводила тень на плетень.

Мальчик был красивый и гибкий. С теплыми тихими очами и соломенными волосами. Поэт. А поэтов следует губить. Иначе это все никому не интересно. И если ведьма не погубит поэта, то никто не станет читать наш рассказ.

Итак, поэтов следует губить, но некому губить поэтов, кроме ведьм. Кстати, именно таких «соломенных мальчиков» вечно тянет на ведьм, и они, вместо того чтобы встречаться с хорошими девочками (с третьего этажа), так и рвутся угодить в когти какой-нибудь панночке или леди Макбет. Как мотыльки на газовую конфорку.

Так что нашей ведьме достаточно было только щелкнуть на поэта пальцем.

У этого Алеши была девочка (как раз с третьего этажа). Хорошая девочка. И у них любовь была еще с третьего класса. И он работал в этой «Чебуречной» (будь она неладна) как раз, чтобы не толкаться у родителей, а накопить денег и снять недорогую квартиру.

Но вот в этот картонный домик врывается ветер и раздувает картонные уши. Ведьма щелкает пальцем, и бумажные окошки, тряпичные занавесочки и прочие надежды несутся вниз по Карамышевской набережной к Крылатскому мосту.

Алеша вдруг говорит своей девушке «Нам надо поговорить…»

И она после этого разговора едва не бросается в метро Аэропорт под поезд в сторону центра.

Однако она не бросается. Она идет в «НИКА-МЕД» на Молодежке и делает там медикаментозный аборт.

Антракт.

Так легко молоденькие девочки (да и все женщины на свете) становятся ведьмами.

Один наш знакомый (тоже, кстати, поэт, вернее, фотограф) говорил по этому поводу: «Мне не о чем говорить с женщиной, которая ни разу не делала аборт, не разводилась и ни разу не была изнасилована…»

Его потом тоже погубила одна такая когтястая, из тех, с которыми есть о чем говорить.

Алеша тем временем целиком и полностью запутался в норковых хвостах манто своей горбоносой.

Он больше не жил. Он задыхался и умирал. Желтые зрачки любимой женщины смотрели на Алешу холодно, как янтарные глаза филина.