Валерий Хайрюзов - Точка возврата

К тому времени Порогов, принятый на телеканал корреспондентом, по заданию Ольги Оболенцевой занимался налаживанием контактов с главным авиационным специалистом России вице-премьером Ильей Клебановым. Сославшись на отрицательный ответ министра авиационной промышленности Бардина, тот, возвращая Порогову документы с проектом воссоздания АНТ-25, сказал, что этому проекту еще не пришло время и что в стране много других неотложных проблем.

Лицо, повадки, голос Клебанова и даже рыжие усы вице-премьера до боли напоминали Николаю режиссера Гавриленко — оба ссылались на время. Правда, один говорил, что оно ушло, другой — не наступило, но суть была одна, как в переиначенной песне актера Владимира Ивашова, в которой Гордеев на Аляске голосом киренского хулигана шутливо посылал отдыхать Сергея Полищука.

Вспомнив песенку своего старого бортмеханика, Николай, усмехнувшись, подумал: только что другими казенными словами, но с тем же смыслом пропел ему премьер — мол, отвали и не мешай государственному человеку. Утешать себя мыслью, что придет время и то же самое скажут вице-премьеру, Николаю не захотелось, он сказал, что АНТ-25 принадлежит уже не Клебанову, а истории и будет всегда востребован не только в России, но и в Америке. И это дело уже не ведомственное.

— Что требует дух, то осуществит природа, — забирая проект, сказал он.

Приехав на работу, Порогов увидел спешащую ему навстречу взволнованную Ольгу. Она сообщила, что в Иркутске на взлете потерпел аварию грузовой самолет. Николай тут же позвонил в аэропорт. Новость для него оказалась страшной, ему сообщили, что в том самолете якобы должна была лететь Шура Романова. Самолет шел рейсом из Китая, вез ширпотреб. Старшим на борту был Сергей Полищук. В Иркутске после дозаправки, взяв на борт еще несколько пассажиров, они вылетели в Москву. Самолет еле-еле оторвался в конце полосы. Задев приводную радиостанцию, он упал и загорелся. Сказали, что он был перегружен китайскими шмотками и в условиях жары не смог набрать необходимую высоту. Самолет сгорел, но экипаж и Полищук остались живы — подоспевшие пожарные сумели эвакуировать их из самолета. А вот тех пассажиров, кто был в грузовом салоне, спасти не удалось.

Через полчаса, заскочив домой, взяв необходимые документы и билет, Николай поехал в аэропорт. Лил дождь, дворники не могли справиться с водой, мотор у машины, точно захлебнувшись, глох, шофер злился, ему каждый раз приходилось выходить и мокнуть под дождем. Порогов глянул на часы: они безнадежно опаздывали на рейс, и он мог понять, почему сегодня ломается машина. Сколько раз он ездил этой дорогой и всегда приезжал в аэропорт вовремя. Чувствуя, как все его существо заполняют необъяснимая апатия и пустота, он тронул шофера за плечо.

— Не злись, друг, ей уже не поможешь.

Тот оторопело посмотрел на Николая, должно быть, думая, что он имеет в виду машину, и торопливо проговорил:

— Вы успеваете? А то мы это быстро исправим. Вот только дождь чуть прекратится. Видимо, фильтр забило, вот она и глохнет. Довели козлы страну до ручки. Даже бензин как следует очистить не могут.

— Ничего, научатся, — усталым голосом сказал Николай. — Время еще есть. А у меня билет с открытой датой вылета.

В Иркутске Николай узнал, что Шура не успела на рейс. По дороге в аэропорт у машины заглох двигатель, и это спасло ей жизнь.

Сегодня я опять летал во сне. Этот полет стал как бы реальным продолжением событий, происходивших со мной в последнее время. Собираясь на работу, я вдруг услышал стук в дверь. Открыв ее, я увидел судебного пристава с милицией, которые явились, чтобы выселить меня из квартиры. Я открыл было рот, намереваясь потребовать исполнительный лист, но широкоскулые, с восточными лицами милиционеры молча двинулись в квартиру. Но я успел захлопнуть перед ними дверь, сунув ключ в карман, выскочил на балкон и неожиданно для себя увидел под окном Жалму. Играя золотистой уздечкой, она на лошади кружила около балкона, ветер трепал ее смолистые волосы. Увидев меня, она сделала знак рукой: мол, чего ждешь — прыгай. И я прыгнул. И вот мы уже несемся с ней по узким каменистым улицам большого города. Жалма с улыбкой смотрит на меня, словно проверяет, удержусь я в седле или свалюсь на землю. Через мгновение бешеный галоп начинает напоминать полет самолета, городские дома остаются далеко позади, мы уже не мчимся, а летим по руслу горной реки. Но тут прямо перед нами из воды вырастают огромные камни, пытаясь отвернуть, я натягиваю поводья, затем, пришпорив, посылаю коня в небо. И неожиданно падаю в воду. Ко мне наперерез мчится Жалма, я протягиваю ей руку и вижу, что это не Жалма, а в форме милиционера Болсан Торбеев.