Ясунари Кавабата: Избранное: Тысячекрылый журавль. Снежная страна. Новеллы. Рассказы. Эссе

Первый их ребенок был зачат во время трехдневного отпуска, который Симамура получил перед отправкой его части на фронт. В его отсутствие у жены случился выкидыш. А через год с лишним после демобилизации Симамуры у них появился на свет нынешний ребенок. Хотя их первенец, в сущности, не родился, они горевали и сожалели о его потере.

Моя дочь тоже говорила о нем «тот ребенок», словно речь шла о реально существовавшем, живом младенце. Однако общество, конечно, не рассматривает неродившихся детей как живые человеческие существа, как индивидуумы. И по-видимому, только супруги Симамура всегда утверждали, будто бы тот ребенок у них был. Что до меня, то я не могу с определенностью сказать, был ли он живым существом или нет. Он существовал только во чреве матери. Божьего света он так и не увидел. Возможно, у него еще не было того, что называется душой. Тем не менее возможно, что он был таким же живым существом, как и мы, или что его-то жизнь как раз и была самой настоящей и счастливой жизнью. По меньшей мере в нем обитало нечто, что должно было развиться в жизнь.

Клетки, из которых в свое время возник первый, а затем второй ребенок, разумеется, были не те же самые. Но мы ничего достоверного не можем знать ни о физиологической, ни о психологической связи между предыдущей и последующей беременностью. Не говоря уже о том, что самый момент зачатия и условия, его определяющие, совершенно неуловимы, так же как невозможно предвидеть, какой плод созреет и появится на свет, а какому суждено быть исторгнутым до рождения. Я бы даже сказал, что никто точно не знает, представляют ли собой предыдущие и последующие дети отдельные, особые, независимые друг от друга жизни, или это как бы варианты одной и той же жизни, которая все эти жизни содержит в себе. Представление о вторичном рождении прежнего, то есть мертворожденного, ребенка считается антинаучным. Но это суждение — всего лишь вывод, основанный на том запасе сведений, которым наука располагает. Вряд ли есть основание считать, что вторичное рождение существует, но, возможно, не так просто доказать и то, что его нет.

Я в какой-то мере стал сочувствовать супругам Симамура, и тогда во мне пробудилось сострадание и к их неродившемуся младенцу, чья судьба раньше меня совершенно не трогала. Я стал думать о нем, как о живом существе.

Госпожа Симамура была женщиной крепкой и волевой, способной на второй день после родов, позабыв о только что перенесенных муках, подняться с постели и начать хлопотать по дому; сказывалась в этом и ее исключительная любовь к чистоте и порядку во всем. Дочь моя любила эту соседку и время от времени ходила к ней советоваться насчет вязания и рукоделия, которое им преподавали в гимназии. До приезда из Токио родни, лишившейся крова в результате бомбежки, Симамура жила вдвоем с матерью, которую она вызвала к себе после ухода мужа в армию. Пока женщины жили вдвоем, дочь моя весьма охотно бывала у них. Я был начальником группы противопожарной охраны своего соседского товарищества и в этой роли должен был особо опекать дом фронтовика, в котором остались беременная женщина и ее старая мать.

В нашем соседском товариществе я был единственным мужчиной, проводившим целые дни дома, все остальные находились на службе. Поэтому мне и навязали роль ответственного за противопожарную охрану. Возможно, я больше других устраивал соседей в этой роли еще и потому, что. будучи сам по натуре человеком робким, я не способен был предъявлять особых требований и к другим. Обычно я до рассвета читал или писал и потому мог быть превосходным ночным дежурным, но я по возможности старался ничем не тревожить спокойного сна своих соседей. Проверяя на участке светомаскировку, я делал это в высшей степени осторожно, чтобы, не дай бог, кого-нибудь не разбудить. К счастью, в Камакура дело обошлось без пожаров.

Однажды весенней ночью, в пору цветения сливы, мне показалось, что из кухни г-жи Симамуры наружу пробивается свет. Я пошел проверить, но, войдя во двор через заднюю калитку, наткнулся на живую изгородь и уронил в кусты свою трость. Я не стал отыскивать ее в темноте и решил прийти за ней на следующий день. Однако, когда я утром вспомнил об этом, мне стало как-то неловко. Ночью мужчина проникает через черный ход во двор дома, где живут одни женщины, и теряет там трость — кто его знает, что могут подумать… После полудня соседка сама принесла ее. Она остановилась у наших ворот, позвала мою дочь, и я услышал их разговор: