Владимир Чугунов - Буря

— С такой пищи немного напоёшь, — сказал я.

— Зато мне кажется, я уже похудела.

— А через три дня будешь говорить, дошла.

Она улыбнулась. И тут мы нос к носу столкнулись с инструментальным квартетом. Лица их были сонными, волосы прибраны кое-как, движения тягуче-вялыми, но от этой домашней растрёпанности на меня как будто пахнуло притягательностью супружеской постели.

Остановились.

— На каком этаже выступаете? — спросила Таня.

Я ответил:

— На третьем. А вы?

— На первом. Списки уже вывесили. Мы выступаем восемнадцатыми и сорок пятыми. До вечера, видимо, сидеть придётся.

— Сразу по два номера? Говорили же — по одному, — сказал я.

— Китайцы опять всё переиначили. За один день решили прогнать всех. Завтра отдых. Послезавтра перед гала-концертом объявление результатов и награждение.

— Ничего себе новости! Ну что — удачи!

— И вам.

И мы разошлись. Разговаривая с Таней, я специально старался не смотреть на Свету, но именно оттого что не смотрел, то грозовое и влекущее, что началось между нами вчера, лишь усугубилось. Когда симпатизирующие друг другу люди постоянно общаются, как правило, стирается первая острота обоюдного влечения, но если на пути поставить плотину, вряд ли она долго устоит. Нечто похожее происходило и с нами. Чем упорнее мы старались избегать встречаться взглядами, тем сильнее нас друг к другу влекло. Очевидно поднявшаяся вчера во время разговора с Ли буря, обнажив фланги, сделала меня уязвимым, образно выражаясь, для стихий мира сего. А может, это климат китайский, благоприятствующий размножению, на меня так одурманивающе действовал. Как бы то ни было, а спокойствия в душе после этой минутной встречи не осталось нисколько. И всё вставал и вставал перед глазами с какою-то навязчивой очаровательностью образ голубоглазой блондинки, на которую вчера с таким неприкрытым восхищением смотрели китайцы.

Разумеется, я себя и укорял, и осуждал, и чего только не делал, но всё это лишь усиливало эффект запретного плода. Да ведь ничего ещё и не произошло, говорил я себе, и скорее всего, не произойдёт, и потом, что такого предосудительного в том, что мы друг другу понравились, это же ведь так естественно восхищаться прекрасным. А что может быть прекраснее молодой красивой женщины? Всё это было бесспорно. И было только одно маленькое «но». И оно уже не первый раз вставало передо мною. И вся разница была лишь в том, что тогда, в Питере, была совершенно иная, как бы недостаточно удобная ситуация, теперь более удобного случая, казалось, и придумать нельзя. И если тех молоденьких девчонок влекло ко мне чистое любопытство, а может быть, просто льстило внимание (молодой эгоизм, к сожалению, требует внимания только к себе, даже есть в нём нечто воинственное, что-то вроде, ах так, ну и катись), теперь было совсем другое — передо мною оказалась не просто всё прекрасно понимающая молодая женщина, но ещё и прекрасно сознающая силу и обаяние своей красоты.

Между тем мы поднялись на третий этаж. Наши номера оказались 37 и 51. Всего было около ста участников.

Но вот чего мы никак не ожидали, так это того, что прослушивание сделают закрытым. И по этому поводу сразу поползли слухи, что китайцы хотят протащить на первые места своих, поскольку жюри состояло в основном из них. Ирина так прямо и сказала: «Золота не ждите. Заберут китайцы».

— Именно поэтому ты должна выложиться на полную, — сказал я дочери, когда мы вошли в номер. — И это очень хорошо, что ты выступаешь не с самого утра, когда ещё не проснулся голос. Ложись и лежи. И ни с кем не разговаривай. Внутренне настройся. В том числе и на победу. Нужно как можно больше сохранить сил для выступления.

— Я не могу лежать, я уже сейчас как на взводе.

— А я говорю, лежи. Я буду следить за очередью.

Она начала кривиться.

— Опять?

— Лежи, лежи… — недовольно пробурчала дочь, уходя в туалет.

— Через десять минут приду, и чтобы лежала в постели! — крикнул я ей вслед. — Пойду посмотреть аппаратуру и спрошу, будет ли репетиция.

Но спросить было не у кого, установкой аппаратуры занимались китайцы. И тогда я поднялся к нашему руководству на пятый этаж.

— Какая репетиция — столько народу? — вытаращила на меня бешеные глаза Ирина. — Вы профессионалы или кто?

— А если — «или кто», что тогда?

— Тогда нечего было сюда приезжать.

— Я смотрю, вы заодно с китайцами.

— Мы просто рядом живём, а значит, лучше друг друга понимаем. И для нас, для всей Сибири и Дальнего Востока, вы все там с вашей долбаной политикой хуже китайцев. Благодаря им и японцам мы теперь только и живём, а вы мало того, что отняли у нас всё, все привилегии, все надбавки, но ещё и этой последней возможности существования пытаетесь лишить.