Даина Чавиано - Остров бесконечной любви

Сесилия помолчала, прикидывая, насколько серьезна эта игра.

– Я слышала, что номера в лотерее имеют несколько значений, – произнесла она после паузы.

– Бери только первое.

– И как мне растолковать предсказание, если там всего три слова?

– Там не слова, а идеи, – уточнила Амалия. – Учти: гадательные системы основаны скорее на интуиции, чем на логике. Ищи синонимы, ищи ассоциации…

Скудное освещение в баре уже помигивало.

– Я и не думала, что уже так поздно! – Амалия встала из-за стола. – Пока не забыла: спасибо тебе, что составляла мне компанию по вечерам, когда мне было так одиноко…

– Вам не за что благодарить.

– …и за интерес к моим рассказам. Если ты остаешься там же, где были мы, я уйду спокойной. Думаю, Кубу ожидают лучшие времена.

Женщина провела рукой по лбу, как будто хотела стереть давнюю усталость. Сесилия проводила ее до дверей.

– А как же Пабло? – наконец отважилась спросить девушка. – Он уже вышел из тюрьмы? Когда вы с ним встретитесь?

– Скоро, девочка, очень скоро.

И Сесилия заметила в ее взгляде отблески сердца более печального, чем даже ее собственное.

Это было мрачное серое здание, окруженное стеной, как будто предназначенной сторожить мечты. Над стеной торчали столбы с яркими фонарями, как на стадионе. Амалия пыталась сосчитать, сколько энергии потребляют такие прожекторы, в то время как в соседних городках и поселках регулярно отключают свет.

Кто-то мягко подтолкнул Амалию. Она очнулась от оцепенения и сделала еще несколько шагов в общей очереди. Пришел момент, которого она дожидалась много лет. Точнее, двадцать лет. Никаких досрочных освобождений за примерное поведение, никаких пересмотров дела или апелляций в высшие инстанции. Ничего подобного теперь не случалось.

Все эти годы она приходила на свидание с Пабло всякий раз, когда появлялась возможность. Частота свиданий зависела от настроения тюремщиков. Иногда они позволяли им видеться каждый месяц, иногда она часами дожидалась на солнцепеке, под дождем или на холоде, и никто не проявлял к ней снисходительности. Бывало, что Пабло не давали свиданий шесть, семь или даже восемь месяцев. Почему? Этого она не знала. Он вообще жив? Болен? Никакого ответа. Как будто в стране глухих. Или немых. Кошмар.

«Но сегодня – да, сегодня – да!» – повторяла она про себя. И ей хотелось танцевать от восторга, петь и смеяться… но нет, лучше она будет стоять спокойно, с покаянным лицом – только бы Пабло не получил новое наказание; и Амалия опускала глаза и изображала покорность, каковой вовсе не чувствовала. Ей не перенести еще одной ночи без его объятий, без звуков этого голоса, отгоняющего страхи… Когда женщина услышала из громкоговорителей свое имя, она поняла, что в какой-то момент успела предъявить документы и даже не обратила внимания. Амалия, как могла, старалась сохранять спокойствие. Она не будет дрожать, не хочет, чтобы охранники заметили. Это вызовет подозрения, все, что угодно, могло вызвать подозрения. Но что делать с нервами…

Амалия уставилась в металлическую дверь, и вот наконец разглядела в конце длинного коридора худую фигуру: человек оглядывался по сторонам и не замечал ее – ну вот, увидел. И тогда случилось нечто странное. Когда Амалия захотела обнять мужа, Пабло ее грубо оттолкнул, он быстро шагал по коридору, лицо его было напряженным и чужим.

– Пабло, Пабло… – шептала она.

Но муж ее шел вперед, вцепившись в тюремный узелок с одеждой. Что стряслось? Наконец двери тюрьмы захлопнулись за ними, они остались вдвоем на пропыленном шоссе. И тогда случилось еще кое-что странное: Пабло повернулся к жене и внезапно стал целовать, обнимать, обнюхивать и ласкать – пока Амалия в конце концов не поняла, отчего до этого он почти на нее не смотрел. Пабло не хотел, чтобы тюремщики видели то, что видела сейчас она. Он плакал. И слезы его капали на голову жены как подтверждение страсти, которую она уже посчитала угасшей. Пабло хныкал как ребенок, и тогда Амалия поняла, что даже плач дочери никогда не причинял ей столько боли, как плач этого мужчины, который сейчас был похож на поверженного бога. И Амалия – в припадке безумия – пожелала отказаться от блаженства смерти, чтобы превратиться в духа, который будет заботиться о душах страждущих. И тогда ей показалось, что она слышит тихую мелодию, что-то вроде звуков флейты в кронах деревьев, но она сразу перестала вслушиваться.

Амалия и Пабло целовались, и им не было дела до дряблости их тел, до увядшей кожи, до их нищенской одежды; не заметили они и света, который исходил от них и возносился к невидимому, но близкому царству, где исполняются желания; такой же свет зародился в их телах однажды вечером, когда они впервые занимались любовью в зачарованной долине холмов.