Константин Арама - Ашкелонские хроники. 2010 – 2014 (сборник)

Я постоял с ней. Сказал, что, если что-то нужно, я всегда рядом. Попросил её не брать на сердце печали, что бы ни происходило. И ушёл. Вот и поругались…

Странно, полный дом людей, а пожалеть её некому. А может, это я себя жалел через неё. Наверное, что и так. Да какое это имеет значение? Лишь бы ей стало хоть на чуток легче, и то ладно…

Вернулся домой. Было тихо. На балконе негромко разговаривали.

Спасибо ей, не знаю почему, но она меня успокоила. И я сел с сыном рисовать, чтобы ему не было одиноко в мире его детских фантазий.

Вчера утром видел на остановке собаку. Она просто сидела, исходя из каких-то своих собачьих соображений. Небольшая, белая, с рыжими пятнами дворняга – сука. По ней было видно, что недавно у неё были щенята. Она сидела в углу остановки и ждала, скорее всего, хозяев, которые уехали на автобусе, а её оставили тут.

Собака домашняя, не брошенная. В Израиле вообще брошенные собаки редкость. То ли люди добрые, то ли коммунальные службы хорошие. Скорее первое, так как, судя по количеству дворовых кошек, коммунальные службы не столь хорошие и, очевидно, гуманные.

Удивительный взгляд у той собаки, умный, думающий, добрый. Я не хотел нарушать трепетного и зыбкого спокойствия псины и не стал, вопреки своему обыкновению, лезть к ней с сюсюканьями и желанием погладить. Стоял рядом и ждал автобус. И она сидела немного позади и тоже ждала.

В те редкие мгновения, когда наши глаза встречались, я видел в них и детское любопытство, и собачье понимание всего и вся. Мудрая собака… Я видел в её глазах страх – а не обижу ли её, не прогоню ли, не ударю ли? – и удивительное детское доверие. Еще в её глазах была растерянность: а где же её щенята? Действительно, где же? И почему они были – и их вдруг нет? Так и осталась она там, на остановке, а я поехал по своим делам.

Высоко-высоко в небе, даже выше отеля «Опера», что на тель-авивской набережной, летел красный полиэтиленовый пакет. Подхваченный ветром, он поднялся над городом и спустя пару минут вернулся на грешную землю, успев затейливо покружиться вокруг электрических проводов.

Я шёл и думал о том, что даже обычный пакетик, ведомый ветром, может воспарить в выси небесные. Что уж говорить о человеке, ведомом Богом? Вернувшись с небес вместе с моим красным путешественником, подумал о нескольких минутах, проведённых в середине дня на берегу моря.

Когда я чувствую, что устал от работы, всегда ухожу к морю, чтобы босиком побродить по берегу, обязательно замочить штанины брюк, посмотреть на мелких рыбок, снующих в прибрежных, по-летнему тёплых волнах, понаблюдать за играющими детьми и, если повезёт, увидеть ещё не размытые волнами песчаные городки, построенные всё теми же детьми.

Сегодня повезло: был такой городок, немного разрушенный водою и ветром. Подумалось о том, что, что бы ни делал человек, всё тленно, всё рано или поздно исчезнет, за исключением, пожалуй, творений возвышенного человеческого духа.

Вечер. На душе мятежно. Солнце уходит за горизонт, и вот-вот, с восходом первой звезды, начнётся новый день. А на душе мятежно оттого, что этот день уйдёт – и вместе с ним частичка моей жизни.

Красив и трагичен закат, когда солнце скрывается за ровной линией моря и нет облаков. Линия горизонта идеально ровна, как линия горизонта событий моего сиюминутного, всегда неповторимого и единственного, когда «здесь и сейчас» наполнено непостижимым содержанием – солнцем, небом, горизонтом, отделяющим небо от моря. И я в этом, я это и есть.

И вот солнца уже нет, и проезжающие мимо, спешащие домой машины настойчиво возвращают меня к реальности – к дому, детям, заботам, к новому дню. А был миг, мгновение бесконечно прекрасного, когда были солнце, и море, и закат, и маленькая трагедия маленькой смерти, – мгновение, приравненное к вечности.

Любая трагедия, лишённая иронического жеста, становится либо фарсом, либо пафосом, и таки во всей этой суматохе переполняющего меня ощущения прекрасного – маленькой ухмылкой мысль о забытом до завтрашнего дня на рабочем столе заряднике от мобильного телефона.

Завтра будет новый день и новые мгновения. А на небе ещё не появилась звёздочка, и день не кончен. Но в душе звучит неизменный и вечный мотив: «И был вечер, и было утро…»