Альберт Егазаров - Чайка

Не успела фотография Чайки облететь газеты страны, как от модели страна уже звала к планеру, а с планера манила на самолет. И Чайка, подобно другим девушкам нового типа, готовым к обороне и труду, решила сменить сердце на пламенный мотор. Ее не пугали ни рев, ни мясорубка винта, единственное, чего ей не хотелось видеть рядом со своим самолетом, было Степаном Чубаком.

Но в аэроклубе о нем ничего не слышали, кроме того, что он находится сейчас на важном задании. Дальше Чайка расспрашивать не стала — словесные заклинания типа «на важном задании», «выполнять наказ Родины», «по зову Партии» были для нее исчерпывающе ясны.

Сомнительным темам Чайка предпочитала разговоры о порывах и новых сердцах молодых, которые вовсю врубались в скалы и склонялись к станкам, чтобы покорить для Родины горизонты трех мыслимых миров: глубокого, широкого и высокого.

И расступались стихии перед натиском молодых.

И в тихий май сорок первого казалось, что недалек последний день истории — вначале в одной, отдельно взятой стране, а потом и во всей наблюдаемой части Вселенной; той истории, что двигалась под действием борьбы классов, и которая должна была завершиться установлением царства всеобщего счастья, царства дружбы, равенства, братства.

И все стройно было уложено в классовом сознании, одна только малость и выпирала: как же могло так случиться, — недоумевали строители нового будущего, — что в одно и то же время, на одной и той же небольшой планете, навстречу их красному гиганту, зовущему народы мира в формацию вечной зари, на теле гниющей западной цивилизации поднялся, подобный исполинскому грибу, еще один призрак, коричневый, тоже зовущий, тоже в царство, если не вечное, то тысячелетнее, и с рвением не меньшим, чем у марксового могильщика, пытавшийся со своей стороны подмять под себя гнусную поступь буржуазной истории — но вместе с ней почему-то и могильщиков ее, неужели из-за того только, что Первый Предтеча был не арийских кровей?

Временный союзник и непримиримый враг? Или союзник и временный враг?

Два красных стяга реяло над Землей, и тень их полотнищ ползла по планете.

И две крови питали одну землю, но земля, вопреки теориям, никак не могла обнаружить отличий.

Красные знамена — красная кровь.

Правил на войне не спрашивали, зенитки и германские летчики пришли на смену экзаменационной коллегии.

На «утках», «саранче», «утюгах», «этажерках» летали в основном готовые к труду и обороне девушки. Мужчины презирали летающий шкаф, как они называли «У-2», и тротиловое белье выбрасывали из него девушки. И женская рука, привыкшая к домашней утвари, промахивалась редко. А летали на так называемые бомбежки ночью — считалось, что женщины, как совы или кошки, могут видеть в темноте.

Так Чайка стала совой.

Ее посылали в ночь, чтобы далеко во вражеском тылу выбросить за борт уродливые чушки с кокетливым хвостиком, горделиво именуемые бомбами; лететь надо было низко, чтобы чушки попали точно в длинные невзрачные бараки, откуда после вспышки и настигавшего самолет грохота выбегали в белых одеяниях исторгающие стоны и что-то нелестное в адрес небес падшие ангелы, ангелы ругались по-немецки и валились на землю совсем как люди — кто добровольно, лицом вниз, а кто и по. команде второй вспышки — неловко подломившись, эти не береглись при падении: навзничь, ниц или набок падали белые привидения и, чернея в отдельных местах, замирали.

А однажды в грохот разрывов вклинился другой стон, непохожий на немецкий, и летели в небо проклятия, и буйный, перемешанный с русским матом, жертвенный экстаз воскурился от земли.

И у Чайки на место пламенного мотора вновь вернулось сердце, и застучало часто-часто, по-птичьи. Такая молодая, сильная и красивая, а тут… сердце барахлит.

После вылета ее уложили в лазарет, и полковой врач долго не мог определить, что за напасть прицепилась к Чайке.

Еще сливаясь лицом с больничной койкой, объявила Чайка, что совой больше не будет, что пойдет под трибунал, а на этажерку не сядет, что способна заклевать в воздухе любого аса, сколько бы у того не было тузов на фюзеляже.

И пошла бы Чайка под трибунал, если бы не попавший в умывальник шальной снаряд, унесший в небеса души пяти летчиков из эскадрильи воздушного боя.

От модели к планеру, с планера на самолет, с самолета на истребитель — вот путь девушки с лицом и фигурой Марлен Дитрих.

Теперь ее инструктором стал тонкий русоволосый мальчик с остановившимися глазами, в глубине которых, если вглядеться, навсегда поселился крест прицела. И странные жесты были у ее нового учителя: он мог, уставясь в одну точку, монотонно объяснять назначение закрылков и принцип действия синхронизированной с винтом пушки, а потом вдруг вскинуть голову и медленно обвести взглядом сектор… обстрела.