Андрей Шаргородский - Женские слёзы - двести пятьдесят оттенков мокрого (сборник)

– А ребенка? Ребенка тоже поручили «заделать»?

– Нет, ребенка я решила оставить на память. На память о блестящей операции, которая венчала конец моей ментовской карьеры.

– Ну, а дальше что?

– Ничего! Дальше как раз все ясно и чисто! Дети мои уже в Америке, никто ведь не интересовался сильно их судьбой после того случая? Их усыновила американская пара, по моему согласию, и вывезли туда. Теперь они подданные этой страны, и им ничего не угрожает. Конечно, когда я туда приеду, мы все вернем на круги своя, но пока так. У меня ведь там дом есть. И деньги есть. Вы думаете, что мы с моим покойным мужем боролись с наркотиками? Да не смотрите вы так на меня, товарищ генерал! Там деньги сами в руки текли, много денег! Наркобароны наши местные платили нам хорошо. Показатели мы всегда держали в лучшем виде, сами знаете. И ловили для вида, и сажали всякую шушару, которую нам они сами и сдавали. Операции для показухи какие делали, а? Помните, вы еще нам за предпоследнюю медали вручили? Так и тут все чисто сделали.

Рука генерала так и тянулась к пистолету. В мыслях было только одно – застрелить эту тварь. Она это заметила и властно приказала:

– Не надо! Кому вы хуже сделаете? Моя жизнь здесь – это только прелюдия к жизни той, а себя угробите. Ведь никто вам не поверит, а даже, если поверят, то доказать вы ничего не сможете. Так что давайте не будем прерывать нашу милую беседу, Валентин Викторович!

– А как же твоя мать?

– А что мать? Она скоро умрет, так что нам она уже не нужна – лишние хлопоты.

– Так ты родишь, и туда?

– Да, документы на меня уже готовы, поэтому через год, а я думаю вы мне поможете, судимость снимем и «прощай, немытая», пусть не Россия, но тоже.

– Так, получается это все для того, чтобы попасть туда?

– Ну, и это тоже. Но, основное – это, конечно, то, чему нас учит наша вера. Я не буду вам об этом рассказывать, захотите – почитаете.

– Прощай, Лида, пойду я! Убила ты во мне веру в людей окончательно!

– А вы не прощайтесь навсегда, мы ведь с вами можем такую партию составить – закачаешься!

– Куда мне, я уже стар для тебя!

– Ха! Не смешите меня, Валентин Викторович! При нынешнем развитии медицины, мужчины уже не стареют, если я правильно вас поняла, о чем вы, а в остальном мы с вами почти родственные души. Так что, считайте, я сделала вам предложение. У нас это не возбраняется!

Он встал, глянул на нее, повернулся и вышел.

Она снилась ему каждую ночь. Распутная, голая и все время звала к себе. Он просыпался от стыда и развратности собственных мыслей. Когда это стало невыносимо, он стал ей звонить. Просто так, узнать, как дела, но она поняла, что он попался к ней в сети. Обычные разговоры переросли в ласковые пошептывания, в которых она, впрочем, как и во всех женских хитростях, была асом. Затем она откровенно стала будоражить его воображение тем, что будет после того, как она родит и немного придет в форму. Наконец, дошло до того, что однажды ночью он приехал к ней и, стоя на коленях, целовал ей руки. В голове уже вырисовывалось их прекрасное будущее, в котором не было ничего, кроме нее и его.

Во время родов она умерла. Умерла мучительно и громко. Так громко мучаются грешники в аду, но ей досталось еще и здесь. В этой душе не было ничего, к чему мог обратиться разум в последние минуты жизни. Пустота, сплошная пустота, которая может только ослепить своей темнотой.

Валентин Викторович ушел на пенсию и сильно постарел. И хотя в жизни он ко всему охладел, сны с Лидой повторялись каждую ночь. Устав от земных хлопот, он только там, в снах, находил какой-то смысл, понятный только ему.

После смерти Лиды у нее в тумбочке нашли письмо, адресованное Екатерине Григорьевне Бакулиной. В этом письме она, предчувствуя возможную свою кончину, все рассказала этой несчастной девушке о ее женихе Сереже и своих греховных делишках. В конце она, как мать, утверждала, что у нее сын от Сережи и очень просила позаботиться о нем, если ее не станет. Отец Кати помог ей усыновить мальчика, и она в новом свидетельстве о рождении так и указала, что 13 сентября на свет появился мальчик Сережа, под редкой фамилией Фартовин. В графе отец она настояла написать Фартовина Сергея Павловича, а в графе мать стояла ее фамилия, имя и отчество.

Ужинали, не торопясь, переваривая внутри не только фаршированные шампиньоны, но и все, что за эти дни произошло. Когда крепкие напитки расслабили напряженность мыслей, а шампанское начало развязывать языки, начали шутить и смеяться.