Исабель Альенде - Остров в глубинах моря

Когда Франция распустила Колониальный совет Сан-Доминго, патриоты, как называли себя колонисты монархического толка, подчиняться парижским властям отказались. Довольно долго прожив на своей плантации практически в изоляции, Вальморен теперь стал поддерживать знакомства и вращаться в обществе равных себе. Так как в Ле-Кап он наведывался частенько, то снял там полностью меблированный дом, принадлежавший одному богатому португальскому коммерсанту, временно отъехавшему на родину. Дом стоял невдалеке от порта и был для Вальморена вполне удобным, он даже подумывал в ближайшем будущем выкупить этот дом себе в собственность с помощью своего торгового агента по продаже сахара — того старого честнейшего еврея, что служил еще его отцу.

Секретные переговоры с англичанами начал не кто иной, как Вальморен. Он еще в юности свел знакомство с моряком, который теперь командовал британским флотом на Карибах и имел приказ своего правительства высадиться во французской колонии, как только представится хоть малейшая возможность. К тому времени столкновения между белыми и мулатами достигли уже невиданной ранее степени жестокости, а негры между тем использовали возникший хаос для мятежей, сначала на западе острова, потом — на севере, в Лимбе. Патриоты следили за этими событиями с неослабевающим вниманием, нетерпеливо ожидая благоприятного стечения обстоятельств, чтобы предать французское правительство.

Вальморен уже целый месяц жил в Ле-Капе с Тете, детьми и гробом с телом Эухении. Он всегда брал в поездки сына, а Морис, в свою очередь, никуда не желал перемещаться без Розетты и Тете. Политическая же ситуация была слишком нестабильной, чтобы расставаться с сыном, да и оставлять Тете на милость Проспера Камбрея, который положил на нее глаз и даже пытался ее выкупить, Вальморен тоже не хотел. Он допускал, что любой другой на его месте продал бы ее претенденту, чтобы не ссориться и заодно избавиться от рабыни, которая его уже не возбуждала, но Морис любил ее, как мать. Кроме того, это дело уже давно превратилось в молчаливую борьбу двух воль: хозяина и его главного надсмотрщика. В те недели Вальморен участвовал в политических совещаниях патриотов, проходивших в его доме в обстановке строгой секретности и конспирации, хотя за ними никто и не думал шпионить. Он также намеревался подыскать наставника Морису, которому скоро должно было исполниться пять лет, проведенных вдали от света цивилизации. На будущего наставника предполагалось возложить обязанность дать мальчику начатки образования, которые позволили бы ему поступить в одну из закрытых школ Франции. Тете молилась про себя, чтобы этот момент не наступил никогда, уверенная в том, что вдали от нее и Розетты Морис непременно погибнет. Нужно было также решить вопрос и с Эухенией. Дети уже привыкли натыкаться в коридорах на гроб и самым естественным образом приняли известие о том, что в нем покоятся бренные останки «больной госпожи». Они даже не спросили, что это такое — бренные останки, избавив Тете от необходимости объяснять то, что неизбежно спровоцировало бы новые кошмары у Мориса. Но когда Вальморен застал их однажды за увлекательным занятием — дети пытались открыть кухонным ножом крышку гроба, — он понял, что настала пора принимать решение. Он велел своему агенту отправить гроб на кладбище при женском монастыре на Кубе, где уже давно Санчо купил место, потому что Эухения заставила его поклясться, что ее ни в коем случае не похоронят в Сан-Доминго, на острове, где ее костям грозит участь оказаться в негритянском барабане. Агент запланировал отправить гроб с первым же направлявшимся на Кубу кораблем, а пока что поставил его стоймя в углу винного погреба, где гроб и простоит, всеми позабытый, до тех пор, пока его, двумя годами позже, не поглотят языки пламени.

Проспер Камбрей проснулся на плантации с рассветом: на одном из полей бушевал пожар и слышались вопли рабов. Многие из них не имели ни малейшего понятия о происходящем, потому что в секреты подготовки восстания их никто не посвящал. Камбрей воспользовался всеобщей неразберихой, чтобы окружить жилую зону и подчинить себе людей, не успевших ничего понять. Дворовые ни в чем замешаны не были: они сбились в кучку возле большого дома, ожидая самого худшего. Камбрей приказал закрыть в домах детей и женщин и сам занялся зачисткой среди мужчин. Жалеть было особенно не о чем: пожар остановили быстро, сгорело всего лишь два участка с сухим тростником. На других плантациях севера ущерб был куда более серьезный. Когда в Сен-Лазаре появились первые отряды жандармов, целью которых было установить в регионе порядок, Просперу Камбрею осталось лишь сдать им тех, кто попал под его подозрение. Он бы предпочел разделаться с этими рабами лично, но главной общей целью было объединить усилия и задавить бунт на корню. Их увезли в Ле-Кап — выбивать имена главарей.