Юозас Апутис - Мост через Жальпе

— Хорошо… Допустим, это правда. Я на самом деле хотел воскреснуть, но я точно так же понимаю, что не смогу больше отрицать своей перемены. Ладно, вы бог, но я не буду молиться на вас.

— Можете меня оскорблять… Молиться не надо, достаточно верить.

Бенас задрожал всем телом.

— Значит, вы меня видели? На дворе, перед больницей?

— Видел… В конечном счете, не знаю, видел или нет. Любезный, я просто понял с первого взгляда…

— Разве это заметно?..

— Я все замечаю… С первого же взгляда я понял, что ваше сердце и руки беспокоились, когда вы знали, что эта старая развалина там, в палате, в операционной, что эта гнилушка, которая не светится ночью, ибо гниет без фосфора…

— Профессор…

— Асессор! К черту профессора! Я, диавольщина, и впрямь ни на что уже не способен, но не желаю сдаваться. Боже правый, как страшно, когда, вернувшись домой, чувствуешь, что к тебе уже что-то подкрадывается, подкрадывается со всех сторон… И вот дребезжит звонок, поднимаешь дрожащими руками трубку, и такой симпатичный, такой приятный, просто святой голос сестрички: хирург напился, профессор, сейчас не время говорить о его моральном облике, такое положение, не можете ли вы помочь… Господи боже, как тут не помочь! Только берешь за руку больного, нащупываешь пульс, и уже видишь, как утомленно шуршит, упирается, работает весь его организм, похрустывают суставы, пульсируют жилки… Метаморфозы… Любезный, очевидно, вы еще не знаете, однако обязательно настанет такое время, когда все будет одно воспоминание. Сами убедитесь, каким божественным тогда бывает голос облаченной в белое сестрички, как трудно поддаться этой метаморфозе… Кстати, вы же сами разгуливаете на грани метаморфозы… В конечном итоге, начинаешь уже понимать, даже побеждаешь себя и убеждаешься, что иначе ни с кем на свете не было, и все равно лезут и лезут воспоминания, и тогда при всей своей невозможности жить изображаешь живущего…

— В о с п о м и н а н и я?

— Да, доктор. Только воспоминания. О, как хотелось бы еще раз прожить прошедшее время!.. Человек, тело которого столь много раз я резал, латал, оживлял и которое, уже стынущее, в печали, а иногда и в ярости за свое бессилие сопровождал в морг… Усталый, прекрасный человек… Кому еще я могу доверить такое душераздирающее чудо, доктор?

— Никому, профессор… Жизнь в воспоминаниях… Кстати, у воспоминаний есть метаморфозы?

— Никому… Ты еще увидишь, что да у чего есть… Никому… — не слыша больше Бенаса, сказал крохотный старый профессор, удаляясь по коридору. — Никому… Живите, доктор. Держитесь, сколько можете. Не признавайте столь легко перемены, упрямьтесь…

— Спасибо. Всего вам наилучшего.

Бенас хотел проводить его до двери, но профессор медленно поднял руку, удерживая его.

— Уход в одиночку осмысленнее.

— Как и оставание!

— Вот этого я уже не знаю… Уже не…

Оставшись в коридоре, Бенас видел, как озаренный светом крохотный профессор семенил по дорожке на улицу, а потом канул во мраке. Огромный смысл опыта завершился тьмой. Постояв, доктор Бенас повернулся и направился назад. Шел он прямо, не глядя по сторонам.

У двери палаты стояли жена Адомаса, учитель и Герда. Бенас растерянно остановился. Левая щека задергалась. Жена Адомаса бросилась к нему.

— Как? — дрожащим голосом спросила она. Бенас молчал.

— Плохо? — тревожно спрашивала жена Адомаса, но учитель кивком головы попросил ее помолчать.

— Простите, мне учитель сказал, и мы все вместе приехали, — сказала Герда.

Бенас вошел в палату.

Адомас приоткрыл глаза и улыбнулся. Выглядел он неважно.

— Как ваш хворост, Адомас? — сам не почувствовал, как спросил Бенас. Сладостная доброта гуляла по всему его телу.

Адомас с усилием поднял с края кровати руку и выставил большой палец. Бенас улыбнулся.

— Доктор, — медленно заговорил Адомас, — вот чертовщина: где тонко, там и рвется.

Бенас смешно оттопырил губу и покачал головой.

— Скажите, Адомас, вас не мучают воспоминания?

— Воспоминания? Наседают чаще во сне.

— Они хорошие?

— Доктор, воспоминания все хороши, даже самые плохие.

— Пожалуй, это так… Адомас, хорошо еще, если можно зашить, когда порвется…

— Хорошо.

— Ему не будет худо, доктор? — сквозь слезы спрашивала жена Адомаса, когда Бенас появился в коридоре.

— Не будет. Зайдите и спросите у него самого, он тоже знает. Только не мучьте его, дайте ему отдохнуть. И себя не мучайте.

Бенас удалялся по коридору.