Кэти Такер: Одна маленькая ложь

Что вообще мне может сказать доктор Штейнер?! В этом году я с отличием закончила школу и собираюсь в Принстон, а потом в медицинский. Я люблю детей, животных и стариков. У меня никогда не было желания отрывать крылышки насекомым или поджаривать их с помощью увеличительного стекла. Да, я порой бываю рассеянна. И при виде красивых парней я покрываюсь испариной. А когда меня пригласят на первое в жизни свидание, я, может, и вовсе хлопнусь в обморок. Если не утону в луже пота еще до того, как меня туда пригласят.

Однако все это вовсе не означает, что я, того и гляди, стану очередным маньяком. Впрочем, мне нравится доктор Штейнер, несмотря на все его странности, и я его глубоко уважаю. Так что разговор с ним будет вполне приятен. Наверняка это окажется непродолжительная беседа…

– Ладно, почему бы не поговорить один разок по телефону? – соглашаюсь я и добавляю: – И нам надо обсудить с ним твою работу по психологии. И если увидишь у меня над головой красный сигнальный флажок, значит, я начинаю ставить под сомнение твой долгосрочный карьерный рост.

Кейси с облегчением прислоняется к спинке стула и довольно улыбается.

А я понимаю, что сделала правильный выбор.

Сентябрь

Иногда бывает так: примешь решение, а потом начинаешь в нем сомневаться. И вроде бы не сожалеешь о нем. Понимаешь, что, возможно, сделала правильный выбор и, возможно, так будет лучше. Однако тратишь кучу времени на раздумья о том, какого черта поступила именно так.

До сих пор теряюсь в догадках, почему же я согласилась на тот единственный разговор по телефону. Вспоминаю об этом каждый день. И сейчас тоже об этом думаю.

– Ливи, я же не предлагаю тебе сняться в сериале «Девчонки отрываются по полной». – Доктор Штейнер «включил» свой ровный и убедительный тон, противиться которому невозможно.

– Откуда мне знать? Три месяца назад вы предложили мне побеседовать с орангутангом.

Так и было.

– Неужели уже три месяца прошло? Ну и как поживает старина Джимми?

Я прикусываю язык и делаю вдох-выдох, чтобы не сказать что-нибудь колкое.

– Сейчас мне не до шуток, доктор Штейнер. – И это правда. На самом деле. Светит солнце, на улице тепло, а я везу свой розовый чемодан и любимый кактус к общежитию, вокруг меня сотни таких же растерянных студентов и встревоженных родителей. Сегодня день заселения, и меня мутит после перелета. Так что внезапный звонок в стиле доктора Штейнера мне сейчас точно не по силам.

Однако деваться некуда.

– Да, Ливи. Пожалуй, так и есть. Наверное, надо было внести изменения в расписание наших с тобой сеансов, раз сегодня у тебя перелет в Нью– Джерси. Однако ты этого не сделала, – спокойным тоном указывает мне доктор Штейнер.

Оглядываясь по сторонам – вдруг меня кто-то слышит? – я невольно съеживаюсь, еще ближе подношу трубку к губам и шепотом отвечаю:

– Сеансов? О чем вы? Разве я на лечении?

Хотя, удивляясь, я несколько грешу против истины.

Да, в каком-то смысле я на лечении – с того самого приятного июньского вечера, когда моя старшая сестра поймала меня в ловушку под прикрытием кофейного чизкейка. Доктор Штейнер позвонил мне на следующее утро. В свойственной ему манере он начал разговор не с традиционных «привет» или «рад вас слышать», а сразу сказал:

– Насколько я понял, ты бомба с часовым механизмом. И часики уже тикают.

Далее разговор перешел на общие темы. Мы побеседовали о моих блестящих академических успехах, о том, что у меня нет личной жизни, о моих надеждах и мечтах, о планах на будущее. Немного поговорили о моих родителях, правда, не вдаваясь в подробности.

Помню, положив трубку, я улыбалась, в полной уверенности, что он скажет Кейси, мол, у сестренки все в порядке, отлично адаптирована, так что можете продолжить охоту на ненормальных в каком-нибудь другом месте.

Когда в следующую субботу у меня на телефоне высветился тот же чикагский номер, я более чем удивилась. Но ответила. И с тех пор каждую субботу в десять утра послушно отвечаю на звонки доктора Штейнера. Я так и не видела ни счета, ни медицинской карты, и ни разу не была в кабинете психотерапевта. До сегодняшнего дня мы оба ни разу не произносили слова «лечение», только вели разговоры вокруг да около. Может, поэтому я отказываюсь признать, кто на самом деле для меня Штейнер.

Мой лечащий врач.

– Хорошо, Ливи. Я тебя отпускаю. Мы продолжим нашу беседу в следующую субботу.

Я закатываю глаза и молчу. Какой смысл спорить? Похоже, мне не вырваться из этой колеи.