Этери Чаландзия - Архитектор снов

– Н-да… Спасибо большое. И вам спасибо, дорогая Карина, и вам, Зинаида… А Марго– так просто отдельный привет. Прекрасно поговорили.

Майя встала, вышла, хлопнув дверью, из комнаты и направилась по коридору мимо подслеповатых бра в форме львиных лап, мимо развешанных на стенах пасторальных пейзажей с овечками и опушками, мимо дверей с тяжелыми бронзовыми ручками… и вновь мимо подслеповатых бра в форме львиных лап…

Вдруг Майя с ужасом поняла, что идет по кругу. Что у коридора нет начала и конца, что этот пейзаж в тяжелой раме вновь и вновь появляется сразу после двери с петлями в виде сердец, что это западня и сколько бы она ни старалась, ей отсюда не выбраться. Майя схватилась за ручку первой же двери. Она была закрыта. Вторая тоже. Они все здесь были наглухо заперты. Майя чуть ли не с плачем тщетно рвала их на себя…

Внезапно одна подалась, Майя выпала из коридора и… оказалась в комнате с клеткой. На стуле сидела все та же черная птица и громко кричала:

– Мор-рта, Майя, Мор-рта!

Майя, едва дыша от страха, бросилась в прихожую, оттуда на лестничную клетку, сбежала вниз и вырвалась на улицу. На улице была ночь…

…в этой бархатной, глухой и непроницаемой, как повязка на глазах, темноте можно было различить только звуки. Сначала какой-то шорох, скрип, протяжное анданте деревянной половицы, потом металлическая нота дверной петли, рябь от шлепков босых пяток по полу, стон свернувшейся пружины в матрасе и шепот, сбивчивый, слезный и гневный детский шепот.

– …это не она! Мама, не спорь со мной! Я точно знаю, это не она… Тебе показалось. Наша Майя совсем другая. Эта – какая-то самозванка. Ободранная вся. Волосы стриженные, глазищи злые… И – ты видела? Видела? У нее же медальона нет! Как это может быть наша Майя? Без бабушкиного медальона?

Нет. Это неизвестно кто. Плохая девчонка… Чужая… Меня она не помнит!

Мягкий нежный женский голос обернулся вокруг этого колкого вредного шепотка.

– Варя, как она может тебя вспомнить? Ты же так нарядилась… тебя не узнать!

– А я говорю – это не она. Наша Майя меня в любом виде узнала бы…

– Милая, успокойся, ложись, я укрою тебя. И хватит так переживать. Ты прямо сама не своя… В чем дело? Что с тобой?

– Ничего… Ненавижу эту Майю!

– Почему? Варя, я не узнаю тебя, что случилось? Тишина в ответ. Мучительное сопение, шепот. Скрип пружин. Нежный смех женщины.

– Милая, не бойся. И не придумывай… Я тебя не оставлю. Я всегда буду с тобой.

– Да… Это ты сейчас говоришь, а потом она появится… и всё…

– Что все?

– Все! Все займутся ею. И ты – ты только о ней и будешь думать… Я останусь одна… Одна…

Слезы и горе звенели в нежном голоске, но в тоне матери появились едва уловимые властные нотки.

– Варя, хватит. Ну-ка, давай спать.

В кровати вновь засопели, пружины запели под маленьким тельцем. Ворчанье становилось все тише и безмятежней.

– И вообще, чего мы здесь делаем? Я домой хочу, к бабушке. И папа неизвестно где пропадает. Ах, как же мне все это надоело… – донеслось из глубины подушки.

…и вдруг пошел снег. Крупные мягкие хлопья падали с небес и опускались в глубины теплого сна, и таяли слезами на нежных щеках. И не было ничего прекраснее в мире, чем эта постель и тихое чистое дыхание…

…громко хлопнула дверь. Майя вздрогнула и проснулась. Она сидела в кресле в просторной гостиной. На пороге стояла женщина средних лет, одетая в глухое серое платье.

– Майя, здравствуйте, – она подошла и протянула руку. – Я Зинаида. Приятно познакомиться. Пойдемте, я поведу вас к Варваре.

– Здравствуйте, – Майя пожала узкую и холодную ладонь, кивнула в сторону кресла. – Простите, я, кажется, тут у вас задремала…

Напряжение между братьями Зорькиными возникло еще накануне вечером. Сначала они не поделили ужин и старший, без предупреждения, слопал всю пиццу, а не половину, как обещал, потом зазвонил телефон и один из них то ли не успел подойти, то ли как-то не так ответил, потом добавилось еще что-то. Раздраженные, они разошлись по разным комнатам. Ночь прошла неспокойно, оба вертелись в своих кроватях, кряхтели, часто вставали и топали в туалет и обратно. С утра злые и не выспавшиеся, братья вновь встретились на кухне и довольно долго сидели, молча глядя в свои чашки, до краев наполненные плохим кофе. Потом так же молча направились в лабораторию.