Филимон Сергеев - Идущий от солнца

– Пойдем, дорогая моя, пойдем! Сейчас я покажу то место на земле, рядом с которым все золоченые купола, все поднебесные небоскребы, вся чудо-электроника – просто детский сад! Надень мою телогрейку. Сейчас там холодно, и луна своим ущербным серпом пронизывает все живое насквозь.

– Сейчас, Ваня, сейчас. Я положу Майклу еще одну грудку, и, по-моему, он должен выпить валерьянки. Ведь он, бедняга, как снег, белый, и глаза его спят на ходу.

Вера налила профессору валерьяновой заварки, и, надев телогрейку, спустилась вместе с Иваном и «Айвазовским» во двор.

Она хотела оттащить спецназовца в сторону, но Иван остановил ее.

– Не трогай пацана. Пусть солнце разберется, кто лишил его жизни и зачем он пришел сюда. А потом мы его предадим земле.

Ночь была белой, как цветы черемухи, и над прибрежным лесом стоял густой туман. Стрижи и ласточки уже порхали над своими насиженными гнездами, все время напоминая о том, что пришла весна и солнце будет обогревать землю еще нежнее и радостней.

– Чем дольше я живу здесь, тем больше мне нравятся эти сказочные места, – с грустью сказал Иван, обхватив Веру одной рукой за талию, а другой придерживая ремень карабина. – По-моему, у Создателя этих дивных пролесков, ручейков, головокружительных речных потоков есть свои глаза, уши и сладкая нега любви. Иначе мы бы не восхищались сейчас и не тянулись друг к другу, как две ласточки.

– Потом об этом, Ваня, – перебил его «Айвазовский», еще раз проверяя зарубки на деревьях, под которыми лежали тротиловые шашки. Нам до рассвета успеть надо.

– Успеем, Федор Понтелеймонович, ломать – не строить. Если б земные люди построили больше, чем сломали, то опередили бы не одну цивилизацию, в том числе и Одиссеи. Но, к сожалению, они сломали больше, чем построили. Идем, Верушка, идем к моему роднику. Это чудо природы уберегло меня от многих бед, наказаний. Укрепило мой дух. Ты не представляешь, сколько светлых, радостных дней я провел в зарослях этого капища! Конечно, это творение не рук человека. Не его отмороженного ума, в котором, как говорит профессор, преобладают гормоны австралопитека. Это творение силы, которая при любых обстоятельствах, при любых катастрофах и разрушениях все равно найдет путь к прекрасному! Потому что она создавалась миллиардами лет и все эти годы развивалась с разумом солнца. Я живу ради этой энергии, я советуюсь с ней, когда мне очень плохо и рядом ни одной родной души. Эта энергия научила меня общению с людьми, которых давно нет на Земле, но духи их, как звездные сказки, теребят мою душу. В космической обители их скопилось огромное количество, и между ними нет такой вражды, такой смертельной ненависти, которая существует здесь, на Земле – носительнице космических катастроф и аномалий. Эти духи, как неприхотливые лесные бабочки, летят туда, где цветение и музыка немеркнущего света торжествуют над всем тем, что погрязло в склоках вражды и бесконечной ненависти. Человек не должен, как удав, душить и пожирать все то, что ему дала природа, Вселенная, потому что возмездие рядом, совсем рядом, и от него не скроешься, – с грустью повторил он и, остановившись у огромной причудливой лиственницы, нежно поцеловал Веру в дрожащие губы, которые не могли успокоиться после рокового выстрела.

«Айвазовский» находился рядом, но сейчас он понимал не только Ивана, но и Веру, сильно переменившуюся в лице после убийства спецназовца.

Федор Понтелеймонович, безусловно, не так, как Иван, был связан с дающим жизнь родником и не знал многих его тайн и законов, особенно по перемещению человеческих душ на территории бассейна с живой водой. Он не был связан с духами космической обители людей, но теперь он «жабрами» чувствовал, что в земной жизни человека наступит переломный момент, и с этим моментом ничего не поделаешь.

– Иван Петрович, может, я не прав, нарушая ваш любовный интим, – с доброй улыбкой напомнил он своему другу, – но мы к роднику идем не целоваться… Тем более, времени у нас в обрез.

– Тебе что, завидно, Федор Понтелеймонович? Потерпи, родной. Две, три недели – и ты будешь жить в гареме. Самым востребованным красавцем будешь. Я уверен, что таких мужиков, как ты, там не найдешь.

– По-моему, все мужчины брусничного суземья должны быть красавцами, – согласилась Вера. – Иначе и быть не может. Здесь и цветы по-другому пахнут, а дичь как будто землянику с куста ешь.

Таежный родник представлял собой маленькое озерцо, в центре которого бурлила вода.