Филимон Сергеев - Идущий от солнца

– Конечно, есть. И слава богу, что есть. Они молодцы, потому что берут от Вселенной все самое мудрое, творящее жизнь. А мы, к сожалению, берем то, что разрушает ее.

– Как Майкл себя чувствует?

– Он еле дышит, но продолжает шутить, и деньги его всегда при нем, сам знаешь, где.

– Ну да.

– Он умоляет взять его с собой и предлагает нам какой-то необыкновенный бизнес-план.

– Молодец… Его изобретательность нравится мне, но я ничего не решаю. Тем более, что на Одиссее бизнес запрещен.

– Неправда, Иван Петрович! – неожиданно простонал профессор и поднял голову. – Твоя мудрый, как солнце. Пришельцы должны понять, оценить все, что твоя сделал для планета Земля. Твоя много. необходимо решать.

– Дай бог, письмоносец. Сейчас мы перекусим, и прощай, родник! Прощай, брусничное суземье! Прощай, родная земля, на которую я не могу смотреть без слез!.. Наверное, только бескорыстная любовь преданной женщины может заменить ее. Верушка, сядь со мной рядом и успокойся. Осталось совсем немного. Совсем, совсем. Еще два-три дня, и нас на Земле не будет. Думаю, что инопланетяне появятся раньше обещанного срока.

– Моя тоже так думает, если костры зажечь прямо сейчас.

– Профессор прав, – неожиданно поддержал Майкла Федор Понтелеймонович. – Надо разжечь костры, не теряя времени, а потом заняться родником. Тем более, для подрывных работ у меня все готово.

– Так и сделаем, дорогие мои. Будем медлить – еще один вертолет прилетит! Федор Понтелеймонович, чем ты покормишь нас? По-моему, мы все страшно хотим есть. После такого путешествия меня как будто ветром качает.

– Сейчас я вас накормлю по всем законам тайги. Во-первых, надо выпить по сто грамм нашего самогона, и пока мы его семгой закусываем, картошка с дичью будет готова. Во-вторых, надо махнуть по двадцать грамм медвежьей желчи, настоянной на водке.

– Я не против, – согласился Иван.

– Моя тоже любит картошка и таежный птица, – одобрил предложение Федора профессор. – А медвежью желчь моя кушал только на Аляске.

Сев за стол, Вера обратила внимание, что металлической посуды в доме почти нет, кроме одного столового ножа и кружки. Даже половник и вилки были деревянными. Она хотела поинтересоваться, откуда такой сервис, но Иван, заметив ее удивление, пояснил, что в районе родника сильное магнитное поле и бывают частые грозы с шаровыми молниями, поэтому металлическими предметами они стараются не пользоваться.

– Ну что, дорогие мои… – с волнением сказал Иван Петрович, когда все сели за стол. – Теперь многое зависит от нас. Как бы ни было печально и мерзко в душе, но мы решили уничтожить родник. Так ведь, дорогие мои? Ну что вы молчите? Я понимаю, Майклу говорить трудно. Он болен.

– Но моя тоже хочет говорить! Очень хочет! – Профессор неожиданно поднялся с лавки и, скрипя зубами, сел за стол рядом с Иваном. – Моя видит большой перспектива в создании космический картель по пересадке и обмену органов.

– Подождите, Майкл Мардахаевич, – перебил его «Айвазовский». – Мы знаем, что вас, прежде всего, интересует бизнес. Уважаемый профессор, мы преклоняемся перед вашими достижениями в области этологии и трансплантационной медицины, но здесь речь о другом. У вас дети есть?

– Моя бездетный.

– А жена?

– Жены тоже нет.

– А матушка?

– Кто такой матушка?

– Мать, которая родила вас?

– Моя мама погибла в авиакатастрофа.

– А отец?

– Отец похоронен в городе Вашингтон. Он бросал бомба на Хиросима и был лучший ястреб Америка.

– Что ты его допрашиваешь, «Айвазовский»?! – не выдержал Иван. – Он одинок, как перст! Как пугало огородное, обвешанное регалиями и наградами за медицину и прочие изыскания. По-моему, сам Илья пророк или Николай угодник послал нам такого несгибаемого ястреба. От такого прохвоста с пуленепробиваемой головой с ума можно сойти! Гляди внимательно, Федор Понтелеймонович, и наслаждайся неповторимостью человеческого разума, ослепленного идеей накопительства и авантюризма! – Иван Петрович неожиданно выхватил нож из голенища правого сапога и со всего размаха, словно казацкой шашкой, рубанул Майкла Мардахаевича по лысой, неестественно выпуклой голове.

«Айвазовский» сразу прищурился от сострадания к американцу, а Вера не выдержала и прыснула от смеха и жалости.

– Вот это голова! – не мог сдержать своего волнения Федор Понтелеймонович, когда тесак Ивана стукнул по лысине профессора, словно по наковальне. – Вы что, Майкл Мардахаевич, и в самом деле из биржи Уолл Стрит?