Александр Редько - Он и она

Кто воевал, знает, что на войне все ощущения обострены до предела. И чувство, вспыхнувшее между ними, тоже было каким-то нереальным. Ночами они ласкали друг друга так, словно это было в последний раз. А может, это происходило потому, что успевали соскучиться, так как его батарея в прямом смысле не выходила из боевых действий порой дней десять, а то и две-три недели.

Как же ему нравилось возвращаться в городок на окраине Кабула! А как же иначе, ведь его ждут! Может, и не любят, но ждут! А они и не говорили ни разу о любви. Со временем его девушка начала делать ему прозрачные намёки на то, что офицеры и прапорщики, которые гоняют колонны машин с бензином и дизельным топливом из Советского Союза, всегда приезжают с полными карманами денег, торгуя горючим по пути следования.

Намекала на то, что и ему в свободное от боевых действий время неплохо было бы что-нибудь украсть, продать и купить ей «это», «это» и ещё «вот это». «Всё это» стоило больших денег, а его офицерской зарплаты хватало только на одно «это».

Торговать, что-то воруя, Он не хотел. А что Он мог привезти ей с войны? Себя живого да горсть стреляных гильз? В боевых подразделениях воровать и нелегально торговать с афганцами считалось несмываемым позором.

Апрель 1987-го. Джелалабад. Армейская операция, которую Он запомнил на всю жизнь. Колонна боевых машин двигалась по предгорью с черепашьей скоростью. Предгорье было нашпиговано фугасами и минами, как кекс изюмом. Строжайшим приказом было запрещено спускаться с брони на землю, так как несколько человек уже подорвались на минах и без ног были эвакуированы вертолётами в госпиталь. Но как бы профессионально и самоотверженно ни работали сапёры, его самоходное артиллерийское орудие, чуть-чуть вильнув гусеницами в сторону от накатанной и проверенной колеи, напоролось на заложенный «духами» фугас.

Взрыв был такой мощности, что двадцативосьмитонную махину подбросило в воздух метра на полтора и развернуло на сто восемьдесят градусов. Он был контужен. Почти ничего не слыша, вместе со старшим офицером батареи бросился к подорванной машине. Запрет на хождение по земле был забыт. В голове словно звучали удары молота о наковальню. Десятков, сотен молотов о наковальни. Открыв люки, они достали из утробы боевой машины двух покалеченных солдат. Остальных, сидевших сверху, раскидало по сторонам. Контужены были все. Некоторые – ранены. За дело взялись медики, а Он от увиденного пришёл в ужас. Волосы под шлемом зашевелились.

Тридцать боевых снарядов были вырваны взрывом из боеукладки и валялись в прогорклом дыму на дне самоходки. Как они не сдетонировали и не разнесли половину колонны в клочья, до сих пор остаётся для него загадкой. Взрыватели двойного взведения на всех снарядах были покорёжены. Первый раз они должны были взводиться от центробежной силы вращения в стволе под воздействием горящего пороха. Второй – когда снаряд коснётся взрывателем конечной точки своего короткого путешествия – цели. Тогда и происходил взрыв. А сейчас 152-миллиметровые пятидесятичетырехкилограммовые стальные чушки с уже взведёнными один раз взрывателями хаотично валялись внутри развороченного орудия. И каждый из них ждал только одного – второго касания. Второго толчка.

Отделение сапёров ушло далеко вперёд. Времени вызывать их по рации просто не было. Необходимо срочно принимать решение. Вдруг из соседнего кишлака по остановившейся колонне ударили автоматы и крупнокалиберный пулемёт. Колонна мощно «огрызнулась» ответным огнём. Он тоже стрелял. Стрелял ожесточённо и яростно. Целясь и не целясь. Высаживал патроны магазин за магазином, совершенно не обращая внимания на цокающие рядом по броне пули, летящие навстречу.

Солнце клонилось к закату. В горах темнеет быстро, а подорванную самоходку нельзя было оттащить в сторону, освободив место для движения застопорившейся и попавшей под обстрел колонны боевых машин. Но их надо было уводить из-под огня.

Приказав людям отойти на безопасное расстояние, Он оставил в своём распоряжении всего одного солдата. Приказал ему спуститься внутрь подорвавшегося орудия, для того чтобы с максимальной осторожностью поднимать и подавать ему и старшему офицеру батареи уже взведённые и готовые взорваться от малейшего толчка снаряды.

Солдат, контуженный и почти ничего не слышащий, кричал сквозь автоматную стрельбу:

– Как подавать? Как?

Он, контуженный тоже, орал охрипшим голосом: