Коллектив авторов - Времена и нравы (сборник)

Не успел подоспеть и третий, как силы покинули Лю Цайин. Напарник рывком поднял второго насильника на ноги, и тот неожиданно с ненавистью плюнул в сторону трясущегося от страха Чэнь Цзюньшэна. После этого они пустились бежать, при этом упав два раза.

Супруги больше не сказали друг другу ни слова. Следующим вечером после расследования их двоих разместили в самом красивом отеле в округе. В комнате было две кровати и все что душе угодно, рядом с раковиной лежала коробочка с резиновыми изделиями.

Каждый встал со своей кровати и оделся. С начала и до конца Лю Цайин была словно окаменевшая – не издала ни единого звука и ни разу не взглянула на Чэнь Цзюньшэна.

За одну ночь Лю Цайин вновь стала худышкой, обвис некогда округлый зад.

Предложение исходило от Лю Цайин, невзирая на то что Чэнь Цзюньшэн стоял на коленях и клялся, что не будет ею брезговать.

Наутро они сели друг за другом в автобус дальнего следования, чтобы вернуться домой. Лю Цайин больше нечего было бояться тряски. Они отправились прямо в райцентр, чтобы оформить развод, благо у каждого при себе были документы.

Чем дальше, тем более знакомым становилось для Кан Лянь тело старика, она уже не паниковала и не испытывала стыда. Женщина опустила голову, и ей в нос ударил отвратительный запах мочи – резкий и сильный. Штаны были нараспашку, и старик с наслаждением вертелся на кровати. Сделав грозное лицо и крикнув «Не дергайся!», Кан Лянь одним движением стянула подгузник. Помыв руки дезинфицирующим раствором, она пошла на кухню, чтобы приготовить обед.

Небо постепенно темнело; находившийся в командировке муж уже спешил домой. Обычно Кан Лянь дожидалась, когда полностью стемнеет, и только тогда включала свет, однако сегодня она зажгла лампы пораньше. Освещение в доме было теплого, медового цвета, она представила, как муж выходит из машины и, развернувшись, идет в сторону дома. Подходя все ближе, видит мягкий свет на кухне и ее силуэт в окне – ее занятой вид кажется ему поэтичным и даже чарующим.

Старик вернул Кан Лянь в реальный мир – он уже четыре дня не справлял большую нужду. В миске замачивались сельдерей и редька – один цвета салата, другая белоснежно-белая, они распространяли характерный для чистых овощей запах. Для старика они были совершенно невкусными, по вкусу ему было лишь жирное нежное тушеное мясо.

В семь вечера Лю Сянцюнь открыл дверь и вошел в дом, в руке он нес черный чемодан. Старик испугался – быстрым шагом зашел на кухню и, схватив Кан Лянь за руку, сказал:

– Иди посмотри, там человек пришел!

Она вырвала руку и ответила:

– Не бойся, выйди подожди там.

Блюда одно за другим ставились на стол, кроме жареных овощей была тарелка жареного арахиса и полосок холодного соевого творога – все небольшими порциями, просто для создания настроения. И Лю Сянцюнь уловил его. Налив водки, он уже хотел было опрокинуть рюмку, как вдруг заметил, что старик пристально смотрит на него. На лице у него было написано недоверие и старательно подавляемый гнев, ведь внезапно вторгшийся в дом мужчина не только сменил обувь на домашние тапочки, но и сел в самый центр дивана и беззастенчиво включил телевизор.

Лю Сянцюнь, сильно расстроившись, сказал:

– Прошло ведь всего несколько дней, а ты опять меня не помнишь. – Он громко спросил старика: – Ты меня узнаешь?

Дед растерянно покачал головой. Кан Лянь указала на Лю Сянцюня:

– Он не посторонний, он твой сын.

Выражение лица старика сильно изменилось, будто он что-то осознал; на некоторое время он сник, потом поправил сиденье, принял непринужденный вид и сказал:

– Ах, так это ты! Я узнал! Ты мой сын, ты мой сын!

Кан Лянь, отвернувшись, ушла; ее душу охватила досада. За эти два года что осталось в старике, кроме робости и страха? Он ведь тайком даже подсовывал ей деньги, по сто-двести юаней, будто бы откупался от отвращения к себе. На самом деле старик совсем не помнил Лю Сянцюня, он напряженно произносил его имя вслух, вынуждая себя запомнить, чтобы избежать гнева мужчины, которого называли его сыном. Лю Сянцюнь натянуто улыбнулся: он не собирался в это вникать, слишком невыносимо. Он был старшим сыном, который больше всех заботился об отце, однако, к сожалению, он же стал первым, кого тот забыл – начисто стер из своей памяти, будто его никогда и не существовало.

На рассвете, в шесть часов утра, Лю Сянцюнь по будильнику встал с кровати. Положил два листа белой капусты в кастрюлю и полил их маслом, добавил два стакана воды, затем опустил пучок лапши. Когда вода закипела, он разбил яйцо о край кастрюли и вылил в нее его содержимое – в одно мгновение на поверхности воды появился красивый узор из яичных хлопьев. Этим блюдом он смог и наесться, и напиться, оно согрело его желудок и душу, а потому он с хорошим настроением отправился на работу. Концерн по производству химических волокон, где работал Лю Сянцюнь, по-настоящему успешно развивался, и каждое утро все сотрудники поднимали вверх правую руку, сжатую в кулак, и декламировали «Свитки» [179]– громко, смело и с энтузиазмом. После этого из динамиков начинала звучать пятая симфония Бетховена, «Так судьба стучится в дверь», со всех сторон слышались воодушевленные, энергичные звуки – рабочий день начинался с душевного подъема. Однако для Кан Лянь встреча нового дня означала встречу с обыденностью – ничего, кроме повседневных забот, наполненных безмолвием и слабым запахом затхлости, какой обычно бывает от стоячей воды.