Екатерина Шпиллер - Эффективная бабочка Повесть

Мы живём в двухэтажной квартире в центре Москвы, в доме с бассейном и СПА, Крюков платит Вене сумасшедшие деньги, я не знаю отказа ни в чём. Правда, справедливости ради замечу, что мои запросы минимальны почти до аскетизма. Самое ценное, что я хочу получать регулярно, это поездки в любую точку мира, куда мне приспичит, и чтобы летать бизнес-классом — там не так тесно, можно спрятаться от смердящей нечистотами массы людей, не общаться ни с кем даже из вежливости и завалиться спать, укрывшись до макушки пледом.

— Ладно, потом расскажешь подробней, о’кей? Всё-таки «Назад в будущее» — мой любимый фильм, — улыбалась я.

— Расскажу, как только всё получится, — пообещал муж, поправив пальцем свои комические очки. Он всегда выполнял свои обещания, так что насчёт того, что всё узнаю, я могла быть спокойна. Другое дело, что для себя решила так: мальчишки играют в глупости, но по ходу движения делают настоящее дело, приносящее крутые бабки. Что ещё нужно? Какая женщина не позавидовала бы мне?

Мудрая женщина никогда в жизни мне не позавидовала бы.

Из роддома я вернулась домой к ставшим мне омерзительным родителям. Но кроме них, проклятых, в моей комнате привольно и нагло расположилась отвратительная, липкая, дурно пахнущая, грубая и звучащая мерзкой какофонией самых гадких в мире гадких звуков депрессия. Смутно помню то время. Пожалуй, припоминаю более-менее чётко лишь белый потолок и розовую в цветочек стену. Не вставая целыми неделями, я только на них и пялилась, второй раз в своей жизни боясь хоть на минуту закрыть глаза. Стоило лишь моргнуть, как мозг, сговорившись с хихикающей депрессией, подсовывали мне изображение Лизоньки. Движение её бровок и ротика… серьёзный взгляд космических очей прямо мне в глаза… забавную мультяшную мимику, которая так веселила меня и делала абсолютно счастливой… Это было невыносимо… И я старалась лишний раз не моргать, благо, опыт имелся.

Мне не хотелось ничего. И не хотелось, чтобы хотелось. Меня пичкали какими-то снадобьями — для успокоения, от лактации, для улучшения настроения, для сна, от сонливости, для улучшения когнитивной функции мозга, от перевозбуждения… Что они там только ни хомутали с психиатрами, которые через день появлялись в моей комнате и требовали, чтобы я с ними разговаривала. Может быть, я и разговаривала, не помню. После каждого очередного спасителя в белом халате мне выдавали новый набор разноцветных таблеточек — боже, какое-то дежа вю, это уже было, было! Но мне всё равно. Я принимала лекарства, не спрашивая, не думая, едва слыша обращённые ко мне фразы, но какие-то слова и термины из медицинского арсенала гестаповцев, посещавших мою депрессивную обитель, почему-то остались в памяти. Под гестаповцами я подразумеваю не столько врачей, кстати, сколько родных людей — папу и маму. Они в тот период были для моего больного мозга средоточием вселенского зла, самим Сатаной и его лучшей подругой, Гитлером и Сталиным в гейском браке. Впрочем, если проанализировать то, что произошло, что со мной сделали, то ужас перед ними был отнюдь не противоестественным. Скорее, он был естественным и нормальным. Но меня лечили и от него в том числе. Чтобы я хотя бы начала с родителями разговаривать, чтобы могла на них смотреть. «Она вообще не глядит в нашу сторону, когда мы ей что-то говорим, ещё ни разу не повернула головы! И сама не обратилась ни разу — ни ко мне, ни к отцу! Только короткие „да“ или „нет“ в ответ — и всё!» — обиженно жаловалась мама на меня очередному эскулапу.

Через какое-то время то ли таблетки подействовали, то ли само время — Величайший Доктор, но к концу сентября я начала приходить в себя. Правда, в себя новую.

Родители, как обычно, обо всём договорились в институте, и я безо всяких препятствий «влилась в учебный процесс» в первой половине октября.

Бог весть, что там делают все эти таблетки с нашим сознанием, но перевернуть его, поставить с ног на голову, сплющить, раздавить, растянуть, завить в спираль и ещё бог знает что, они точно способны. Вопрос, хорошо ли это и что может получиться в итоге — отдельный.

Я-новая стала совсем другой. Во-первых, твёрдо решила стать «хорошей», то есть вести себя так, чтобы нравиться людям. Нет, не родителям! К ним моё отношение не изменилось, хотя я снова могла с ними разговаривать, общаться и даже, к примеру, вместе, как бы дружной семьёй, смотреть телевизор и ужинать за одним столом. Но они даже не догадывались, что вместо их лиц я видела розовые пятна. А их голоса слышала будто через некий трансформатор звуков, который сглаживал, убирал все интонации, а оставлял лишь слова, суть. Этакие механические бесполые машинные голоса. Но терпимо, нормально, так можно было существовать, тем более, что я воспринимала свой отчий дом как всего лишь место для «есть-пить-спать-заниматься уроками». А училась я теперь усердно, потому что решила быть хорошей во всём.