Екатерина Шпиллер - Эффективная бабочка Повесть

— Да-да, давай рассказывай немедленно!

Вениамин правильно понял меня нынешнюю, ту, которую узнал и выбрал. Выбрал, как теперь выяснилось, не только ради пользы дела, но и в качестве подруги. Возможно, навсегда. Хотя ни в какое «навсегда» я давно не верю, как, впрочем, и в «никогда». Так вот, любовь сама по себе, как таковая, не просто не интересует меня, она отринута, как нечто лишнее, ненужное, опасное и глупое. А все те рецепторы и гормоны, которые, очевидно, отвечают за это чувство и за желание его возникновения, похоже, отмерли, высохли, испарились. Нельзя, невозможно уметь любить кого-то, когда так глубоко и сильно не любишь самого себя.

Тогда, на втором курсе, когда мне было девятнадцать лет, всё было с точностью до наоборот. Хотелось любви, страстно мечталось о любви, только в ней виделся смысл жизни. Ян? Яна из памяти успешно потёрли медицинские препараты. А то, что всё же сохранилось где-то на периферии памяти, если и всплывало, возникая вдруг в вечерней дрёме, вызывало спазм в горле, стон и боль в солнечном сплетении. Нет, то была не любовь, а страсть, похоть, дурная голова, вечное лёгкое опьянение или от вина, или от порошка, который крайне редко, но случался в рокерской чумовой реальности. И из-за Яна, именно из-за него, было слишком больно, чтобы считать то прошлое чем-то хорошим и приятным. Забыть, забыть, забыть!

И искать любовь! Красивую, настоящую — правильную. Её требовала душа, её просило тело. Грезились сильные и добрые мужские руки, обнимающие меня нежно и в то же время с такой мощью, чтобы было понятно: я не просто любима, я навсегда спасена, ограждена от страшной жизни и отделена от плохих людей, я могу больше никогда (никогда!) не видеть родителей, забыть про них, как про страшный сон. Боже, какая сладкая грёза!

И началось… Началось такое, что, подозреваю, если бы мои родители знали о происходящем со мной, то вопрос, что страшнее — рокерский безумный вираж или вот этот, любовный, оказался бы для них сложным и неоднозначным. Впрочем, о реакции мамочки и папочки я сообщаю лишь потому, что без них невозможно моё повествование в принципе, оно потеряет смысл, станет ненужным и неинтересным. А по большому счёту и тогда, и нынче, на их реакции и переживания мне глубоко плевать.

Студентка, почти отличница, Таша превратилась на своём курсе, если не во всём институте, в эпицентр любовной нежности и истомы, в сладострастную воронку, затягивавшую любого, кто рисковал приблизиться и попасть в зону внимания её ищущего взгляда и притяжения жаждущей души.

Рассказывать про каждый мой тогдашний роман — занятие невозможное, потому что бесконечное, но, главное, скучное. И для меня, и для кого бы то ни было. Все романы были как под копирку, как по формуле, по заданному сценическому действу. Никакого разнообразия! А всё почему? Потому что ушлые молодые парни, ищущие наиболее лёгкого доступа к красивому, манящему девичьему телу, быстро меня раскусили — невеликой сложности была задача! Ко мне надо было подкатывать с умной фразой на устах и доброй улыбкой. Надо было хорошо пахнуть и желательно уже на второй встрече сказать проникновенно, что ничего более важного в его жизни не случалось, что я создана для любви, что даже просто держать меня за руку — великое счастье и бесконечное блаженство, что, кажется, он навсегда похоронил своё прежнее нежелание заводить семью и детей, что теперь ВСЁ не так, когда он смотрит в мои глаза. И прочий банальный до противности бред дешёвого соблазнителя. А зачем было стараться быть более изощрённым, если я, красивая девка с безупречной фигурой, каждый раз смотрела очередному ему в рот, верила, иногда даже начинала плакать от умиления и восторга.

Так что уложить меня в постель было делом простейшей техники. Только это тоже надо было делать красиво: ребята быстро смекнули, на каких нюансах у меня бзик, как необходимо действовать, чтобы не спугнуть и получить массу удовольствия. Да, я доставляла массу удовольствия тем, кто признавался мне в вечной любви. Даже когда ещё сама не была уверена, что люблю «по-настоящему». Влюблялась же в каждого признавшегося, сразу находя в нём огромную массу положительных черт и достоинств. Мои однокурсницы могли обораться мне в уши, что тот парень нечист на руку, а этот трахает всё, что подаёт признаки жизни, а вон тот тупой, как пробка, первый кандидат на вылет в ближайшую сессию… Бессмысленно, я ничего не слышала. В моих ушах звучало «Я тебя люблю и буду любить вечно!», сказанное накануне юношей, глядевшим мне в глаза и целовавшим мою ладошку. В общем, эти слова были паролем, кодом доступа к моему телу. Такой вот глупый морок.