Роушин Мини - То, что нас объединяет

Хелен всмотрелась в экран. «Улица коронации». Сериалу уже лет двадцать, и начался он еще до рождения Элис. Вот среди героев мелькнул мужчина, лицо которого показалось Хелен смутно знакомым. Не он ли снимался тут с первого эпизода? Целая жизнь на экране. Выглядел он значительно старше, но отнюдь не счастливее. Интересно, не путает ли он порой две эти жизни? Не называет ли настоящую жену именем вымышленной? Не просыпается ли посреди ночи и не лежит потом, прислушиваясь к звуку стаканов, доносящемуся из соседнего паба?

Хелен тоже смотрела «Улицу коронации»… Она смотрела все мыльные оперы в первые месяцы после рождения Элис. Только на это у них с Кормаком и хватало энергии между бесконечными кормлениями, пеленаниями и колыбельными, призванными хоть ненадолго успокоить новорожденное чадо. Как в трансе, сидели они на диване, игнорируя громоздившуюся в раковине посуду и выставленную за дверь корзинку с грязными пеленками.

Кормак чаще всего дремал, сморенный усталостью и звуком телевизора, но Хелен отстраненно наблюдала за тем, как люди влюбляются и женятся, а потом изменяют друг другу и разводятся. Несмотря на усталость, она без труда замечала надуманность сюжетных линий и морщилась от дежурных диалогов и плоских характеров.

Со временем жизнь вернулась в привычное русло, и Хелен раз и навсегда забыла о телесериалах. Но вот вам – «Улица коронации»! Продолжает дважды в неделю заглядывать к ним в гостиную, невзирая на полное отсутствие интереса со стороны Хелен.

– Что на ужин?

– Киш, через десять минут.

Рецепты, полученные от Сары несколько лет назад, легли в основу их меню. Двенадцати блюд вполне достаточно , написала тогда Хелен. Хватит на две недели полноценных ужинов, с одиночным перерывом на готовую фасоль, яичницу или наше давнее лакомство – рыбные палочки.

Почему бы не сделать рыбные палочки самим? – поинтересовалась Сара в следующем письме. Так они выйдут куда вкуснее и питательнее .

А почему бы не купить их в магазине и не освободить себе целый вечер? – ответила Хелен, и больше они этот вопрос не обсуждали. Отныне в ее распоряжении находилось около двенадцати блюд, среди которых были свиные ребрышки, бефстроганов с грибами, семга в слоеном тесте ( тесто можно купить прямо в магазине ), окорок и киш с черемшой.

Элис съедала все с большим или меньшим аппетитом. Хелен и ее пыталась приохотить к готовке, но девочка решительно отказывалась стоять у плиты. Готовь ужин или мой посуду , постановила Хелен, и Элис выбрала посуду.

Оливер, как правило, тоже был доволен ее стряпней. Другое дело, что в его присутствии атмосфера за столом сразу накалялась. Элис всем своим видом выказывала недовольство, предпочитая отвечать на вопросы односложным мычанием. В последнее время, впрочем, эти двое вовсе старались не замечать друг друга, тогда как Хелен упорно делала вид, что ничего не происходит.

На свой двенадцатый день рождения Элис пригласила пятерых подружек. Малолетние девицы, одетые как мини-проститутки, безудержно хихикали и повизгивали, а их совместного макияжа хватило бы Хелен на пару добрых недель. В гостиной, прямо на полу, стояли чашки и блюда с чипсами, попкорном и мясными роллами.

Предложение насчет торта было решительно отвергнуто.

– Торт – для малышей , – заявила Элис, закатывая глаза от столь явного невежества матери.

– Не ты ли принесла месяц назад кусок торта со дня рождения Пэтси Мак-Менамин? – возразила Хелен.

– Ее отец работает в булочной, отсюда и торт.

Ее отец. После смерти Кормака трехлетняя Элис без устали расспрашивала Хелен об отце.

– Где папа? – первым делом поинтересовалась она, вернувшись домой на следующий день после похорон.

– Ему пришлось уехать, – каждое слово давалось Хелен с большим трудом. – Он очень жалел, что не смог с тобой попрощаться.

– А когда он вернется? – не отставала Элис.

– Скоро, – выдавила из себя Хелен едва ли не шепотом.

Всю следующую неделю Элис не прекращала расспросов. Каждое утро она заходила к Хелен в спальню и отдергивало одеяло со стороны Кормака, продолжая играть в прятки – в ту игру, которую оба они так любили. И личико ее вытягивалось всякий раз, когда он не выскакивал из-под одеяла с привычным «Ух!»

Потом, в одно прекрасное утро, Элис вошла в спальню и молча остановилась у постели. Некоторое время она смотрела на пустое место рядом с Хелен, не делая попытки приподнять одеяло. Расспросы об отце тоже становились все реже, пока наконец не прекратились вовсе. И хотя Хелен это избавило от мучительной необходимости говорить о Кормаке, ее не могло не огорчать безразличие дочери.