Виктория Платова - Bye-bye, baby!..

– Так… – Ирэн на секунду задумалась. – Сегодня я пью водку с друзьями. Завтра у меня несколько встреч… и, возможно, снова водка с друзьями… Как насчет субботы?

– Суббота? Отлично. Пусть будет суббота. – Упоминание о «водке с друзьями» сделало Ирэн еще более привлекательной в глазах Сардика.

– Встретимся в полдень. На Невском, так мне будет удобнее. Возле Дома книги, там еще швартуются экскурсионные пароходики…

– Я понял. А как мы узнаем друг друга? – Сардик спросил об этом на всякий случай, он-то был уверен, что узнает Ирэн – самую потрясающую девушку на всем Невском.

– Обойдемся без традиционных гвоздик в петлицах. Анна мне вас подробно описала. Надеюсь, волосы вы не состригли?

– С волосами все в порядке… А вы? Какая вы?

Как только увидите самую потрясающую девушку на всем Невском – знайте, это я. Просьба не опаздывать, Сардор. Всего хорошего. До субботы.

Ирэн отключилась, а Сардик все стоял и стоял с трубкой в руках: короткие гудки, идущие из нее, казались ему музыкой – такой пронзительной и нежной, что ее не в состоянии воспроизвести ни один сямисэн, ни один квинтет исполнителей реггей.

А теперь еще пророчество Гаро!..

Определенно, сегодня его жизнь изменится. Она никогда не будет прежней.

…Сардик занял наблюдательный пост на мостике у Дома книги за сорок пять минут до условленного срока. Всю дорогу до Невского он, как последний павлин, ловил себя во всех отражающих поверхностях: будь то витрины, рекламные щиты на остановках или окна в поезде метро. Чисто вымытая голова – отлично. Гладко выбритое лицо – превосходно. Попсовые джинсы, кожаный ремень ручной работы и испанская трикотажная футболка с небрежными надписями «sex behaviour» 13– выше всяких похвал. Футболку забыл уехавший в Европу Женька, и Сардик даже не думал, что когда-нибудь воспользуется ею.

А вот, поди ж ты, пригодилась!

И не просто пригодилась, а выгодно подчеркнула его (слегка залаченный и приправленный восточным колоритом) мачизм. В эту субботу Сардик нравился себе: не только в качестве мачо, но и в качестве большого художника – тоже. Дух творчества в нем неистребим, от него веет уймой замыслов, от него тащит большими полотнами, от него прет способностью проникать в самую сердцевину вещей.

Красотка не устоит!..

Любовника с галереей на Крымской выборочная память Сардика отбраковала сразу: какой там мелкотравчатый галерист, если речь идет о творце?

А он, Сардик, и есть творец.

Погода тоже благоволила – и Сардику, и предстоящему свиданию (иначе как свидание Сардик встречу с Ирэн не рассматривал). Стрелы нежаркого майского солнца прошивали Невский навылет, а сам проспект был полупустым, заполненным едва ли на треть. Обычная для выходных картина: в теплое время года все городское население десантируется на дачи в пригород, а одним туристам Невский не потянуть.

Ожидая Ирэн, Сардик взгромоздился на парапет моста. И думал о том, на кого он похож больше – на собственно мачо, или на примачованного самца, или на метросексуала, или на все вместе плюс Большой Художник. Интересно, каким увидит его Ирэн?.. Он старался сосредоточиться на встрече, и обязательно бы сосредоточился, если бы не мегафонные выкрики сорвавшихся с цепи зазывал: «Приглашаем на экскурсию по рекам и каналам Петербурга! Приглашаем, приглаша-а-ем, о-о-о!» За двадцать девять минут до полудня у Сардика поинтересовались «который час?», за двадцать три – «Как пройти к Дому ленинградской торговли?», за восемнадцать попросили прикурить, а за двенадцать…

За двенадцать минут до полудня (встречи, свидания, любви и кардинальных перемен в жизни) на противоположной стороне Невского Сардик увидел Шурика.

Шурик шла мимо Казани, продвигаясь от памятника Барклаю-де-Толли к памятнику Кутузова. Нет, не шла – парила: ее летящую походку Сардик узнал бы из тысячи. А коротко стриженная голова и болтающаяся сзади буддистская концептуальная косичка? – их и вовсе ни с чем не спутаешь! Сардик протер глаза и присвистнул:

– Елы-палы, Шурик! Вот так номер, быть не может!

Этого и правда не могло быть. Ни при каких обстоятельствах, ведь в начале прошлой зимы Шурик погибла в горах на Кавказе. Каталась на лыжах по опасному склону (это было в ее духе) и сорвалась в пропасть. Сардик не помнил, что почувствовал, когда узнал о гибели Шурика. Кажется, ничего. То есть вообще ничего. В то самое мгновение его окружили тьма и пустота, и Сардик испугался – вдруг темнота продлится вечно, что он будет делать? Тьма и художник – вещи несовместные. Он пролежал в мастерской, в обществе тотальной тьмы, несколько дней, а потом снова появился свет и все встало на свои места. Вернее, сам Сардик расставил все по местам, приказал себе никогда больше не думать о Шурике. Никогда.