Николай Никонов - Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина

— Раз нэ садышься… Дэло твое..

— Я..Я..Не могу… Болит… Все… — пробормотал «подросток» и снова поднял голову, глаза его были в слезах, но скованными за спиной руками он не мог их вытереть., и слезы стекали вдоль носа по смугловатому скуластому лицу.

«Подросток» был еще год назад, еще совсем недавно, грозный секретарь ЦК ВКП(б), нарком внутренних дел, человек, от одного имени которого бледнели и трепетали большие и малые «вожди», — Николай Иванович Ежов. Это его «ежовые рукавицы» были на плакатах. Их несли на демонстрациях. Ими словно городились в то странное время.

— Ти можешь нэ оправдыватся, — помолчав, изрек Сталин. — потому чьто… тэбя уже нэт… Да… По документам… Ти расстрэлян… Но ми… Ми рэшили… падарит тэбэ жизн… Да… Ми так решили… Сейчас., прямо отсуда… Ти уйдешь., капытаном Бондарэнко… Запомнил? Ти… украинец. Хохол… И только я знаю это., и еще два-три человека… Сейчас тэбя освободят… Дадут форму… Всэ докумэнты. Справки, чьто ты лэчился… В Москве… А ти… ведь, правда лэчился? И прямо отсюда… Ти поэдэшь на вокзал… Тэбя проводят. Дадут деньги… Былет… Ти поэдэшь к новому мэсту службы., начальником рэжима… На Магадан.

Ежов, открыв рот, не веря ушам, вытаращив глаза, смотрел на Сталина.

— Да… На Магадан… На дэсят лет… — продолжал Сталин, — ти будешь исправно служит. И., через дэсят лэт сможешь выйти на выслугу и., поэдэшь в любой город, но нэ блыже Урала ат Москвы., а как устроищься, капытан Бондарэнко… Это уже., будет твое., дело… Ти будэшь получать положенные повишэния… можэт… вийдэшь… и полковныком… Эсли будэшь хорошо служит и нэ начнощь снова пыть… как пыл… Всо… Как выдыщь… Я выполныл… твою просьбу… Сохраныл тэбэ… жизн..

Ежов вдруг бухнулся на колени и так, в позе молящегося грешника, стоял, не зная, что сказать.

— Встан! — резко приказал Сталин. — Всо… Можэтэ идты. Но., знайтэ… эсли ви вспомнытэ, — Сталин нажал на слово, — кэм ви былы… и попробуэтэ кому-то сказат об этом… — Сталин не продолжил.

Ежов с трудом поднялся с колен. И хотел, видимо, что-то сказать, поблагодарить., но Сталин махнул рукой, и бывший нарком повернулся к двери.

— Да… Эще… — остановил его Сталин. — Нам извэстно… что ви… сожитэлствалы с многымы женщинамы… И., эще… коэ с кэм… — Сталин фыркнул… — Ващя нэдавняя связ, чьто работает в гастрономэ на Тверьской (Сталин по-прежнему называл так улицу Еорького), не должна знат нычего… Со второй вашей женой Фринберг-Еладун разбыраются, а первая ваша жена… Антонина Тытова… Навэрное, тоже., исчэз-нэт… И ви… встрэтытэс с ней… В Магадане..

Ежов снова открыл рот, чтоб благодарить, но Сталин жестом указал на дверь.

— Мнэ нэ нужны ващи… благодарносты… Надэюсь ви поняли, как собырат досье., на товарыща Сталина. Всо… Идыте… Всо!

Когда дверь за Ежовым, видимо, все еще не верящим в то, что он жив и даже условно свободен, медленно закрылась, Сталин подошел к окну и, подняв складчатую портьеру, стал смотреть в мрачно-пасмурное ночное небо. За окном шел снег, а по мглисто-темным облакам светилось розово-фиолетовое отражение огней гигантского, еще не спящего, утомленного прошедшим днем города. Слышно было, как под окнами дворники метут и сгребают снег. Снег Сталин любил. Со снегом приходило тепло, а вот морозные дни едва переносил. В морозы он чувствовал неврозный страх и раздражение, и это отражалось на всем — от обращения с обслугой до резолюций и решений. Проследив датировку документов, подписанных: «И. Сталин» или просто «СТ», можно заметить: самые жестокие его «указы» падали на зимние месяцы: ноябрь, декабрь, январь… Январь особенно. Конца января, как все невротики, Сталин ждал, считал дни.

В Кремле висел большой старинный барометр в медной оправе. И в секретариате у Поскребышева замечали: едва прибор этот показывает «к осадкам» или зимой «к теплу», Сталин становился добрее, разговорчивее, бывало, даже шутил. Возможно, и эта мысль — отпустить Ежова — пришла Сталину в связи с наступившей широкой предвешней оттепелью.

А в Политбюро знали: Сталин, дождавшись первой капели, бывало, почти всегда устраивал на даче в Кунцево, а реже в Семеновском обильные попойки, приглашая актрис, писателей, сам пел песни дуэтом с кем-нибудь. Танцевали под патефон… А Валечке начинало доставаться обилие тех ласк, какими темпераментный мужчина-кавказец одаривает свою любовницу.

Сталин думал, что вот так, как он поступил с Ежовым, можно вроде бы поступить и с любым из расстрелянных в тридцать седьмом — тридцать девятом «соратников». О таком вот именно «освобождении» и молил его в письмах арестованный, сидевший под следствием Бухарин: